Уезжая, мы простились с мельником совсем по-приятельски.
— Приезжайте почаще, — приглашал он, — вместе переметик поставим, авось и еще попадется какая пожирней…
— Прекрасно, прекрасно, обязательно приедем, — отвечал Михалыч, трогая лошадь.
И мы покатили в обратный путь.
— А ведь совсем неплохо получилось, — заговорил Михалыч, когда мы отъехали от мельницы. — С мочеными яблочками вкусна, каналья! Дома попросим тетку Дарью и вторую так же приготовить. — Михалыч немного помолчал и вдруг, улыбаясь, добавил: — Я ж вам обещал показать класс ловли. Разве не показал?!
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Быстро бежал день за днем; весна перешла в лето. И это случилось совсем незаметно. Да и как заметить, как уловить эту грань! Просто день ото дня все гуще становилась листва на деревьях, все выше в нолях хлеба, теплее вода в реке.
Ребята начали понемногу купаться. Я тоже не отставал от других. Как только у Миши выдавалось свободное время, мы тут же бежали на речку, купались, загорали, лежа на лугу в сочной густой траве.
В общем, жизнь текла, как обычно. Совсем и не чувствовалось, что где-то идет война, все более и более неудачная, вытягивающая из страны, из народа последние соки.
Совсем и не чувствовалось, что где-то в Петрограде, в Москве произошла Февральская революция; недаром ее называли бескровной.
Да и что, собственно, изменилось в жизни нашего города? По существу, ничего. Только разве куда-то сбежал и бесследно исчез исправник, гордый, заносчивый человек, которого все терпеть не могли. А вот помощник исправника стал теперь называться начальником милиции. Это был человек незлобный, многосемейный; все горожане остались очень довольны, что теперь он будет следить за порядком.
Правда, было и еще одно новшество, которое многие, особенно пожилые люди, очень не одобряли. Вместо городовых на улице появились добровольцы народной милиции. В добровольцы могли записываться молодые люди постарше меня, кажется, лет с шестнадцати, с семнадцати. Им прикалывали к курточке красный бант и, что самое главное, на время дежурства давали пистолет. Они расхаживали по тихим зеленым улицам нашего городка и молили судьбу, чтобы она дала им возможность проявить свою решимость и мужество.
Но судьба к ним была безжалостна: никаких происшествий не случалось. Разве что выпивший лишку старый Ходак или кто другой из местных любителей веселых пирушек затевал на улице дебош. Нарушителя порядка сейчас же волокли в кутузку — так назывался небольшой и весьма с виду приветливый домик на окраине города. Туда запирали на ночь пьянчужек, чтобы они проспались.
В общем, жизнь в городе по-прежнему, как и до революции, была тихая, мирная, ничем особенно не примечательная.
Как и до революции, каждую субботу вечером гулко, размеренно звонили в соборе колокола, приглашая в храм всех желающих замолить свои грехи. Но большинство горожан шло в церковь совсем не за этим, а просто повидаться друг с другом, перекинуться словечком, а главное — послушать хор певчих. Хор был действительно хороший. Его организовал из любителей пения большой поклонник музыки и других видов искусства пожилой регент Петр Петрович Щеглов. Послушать его хор приезжали даже соседние помещики.
Ходили в собор и местные жители: ведь в нашем городке не было ни театра, ни кино, один только трактир Серебреникова. Там торговали преимущественно крепкими напитками. Оттуда, как правило, «гости» и отправлялись прямо в «кутузку». Иных развлечений в нашем городке не имелось.
Но нас, ребят, все это мало огорчало. С нас вполне хватало речки, леса, полей и лугов. Лучших развлечений мы не искали и поэтому слушать хор Щеглова в собор не ходили.
Удочки, силки для ловли птиц и мечты о настоящем охотничьем ружье — вот что полностью занимало наши умы и сердца. С утра до ночи мы проводили на реке или в ближайшем лесу. За это лето я загорел как негр и, но словам мамы, совсем отбился от дома. Я наслаждался жизнью настоящего деревенского мальчишки.
И все-таки какая-то совсем другая, пусть далекая, но суровая, страшная действительность нет-нет да и давала о себе знать. Прежде всего она заявляла о себе через газеты. Михалыч получал их ежедневно. В них писалось, что все у нас, в общем, обстоит хорошо, что в стране налаживается новый, революционный порядок, что на фронте солдаты в восторге от того, что они теперь свободные граждане и что, мол, рвутся в бой за свою освобожденную от царских притеснений родину.
Правда, тут же как бы вскользь упоминалось, что под давлением превосходящих сил противника нам пришлось отойти на заранее подготовленные позиции и временно отдать то одни, то другой город, но об этом говорилось как-то мимоходом, как о случайном явлении, не могущем омрачить всех наших успехов.