Все хорошо. Но деньги. Новый фильм что-то давно не предлагают. Назанимать? Трудно поверить, но Филипп никогда не занимал денег. Что-то в этом постыдное — просить в долг. Глупо — другие делают долги с легкостью, хватают направо и налево, а он — не может… Живет всегда на свои, на заработанные, чем и гордится.
Да и сможет ли он уехать с Пяти углов? Он так к ним прирос, что утверждать, что он любит Пять углов, — все равно что утверждать, что он любит собственную руку. Можно любить жену, а собственную руку — нет, потому что рука неотделима, в отличие от жены… Да, Пять углов… И все же в последнее время появилось странное чувство: будто Пять углов его выживают. Вот и вечно перегорающий из-за прогнивших кабелей свет. И кража Рыжи — раньше можно было спокойно оставлять собаку у магазинов, значит, жили вокруг приличные люди — честные, добрые; и вдруг завелись откуда-то обдиратели собак, садисты… А тут еще Вероника Васильевна пустила слух про станцию метро. Совсем мелкий штрих: в булочной, которая закрылась на ремонт или из-за будущего метро, Филипп всегда покупал свой излюбленный карельский хлеб; тут же на другом углу тоже булочная, но в ней карельского хлеба не бывает никогда. Загадка природы: как будто булочные не на противоположных углах, а в разных городах. Теперь придется ходить за карельским на Невский… Да, Пять углов меняются, Пять углов выживают Филиппа. Неужели пора расставаться, пора учиться жить на новом месте — хоть в том же Зеленогорске, где свежий воздух, где рядом лес, но где стоят стандартные спальные коробки? Неужели Филипп сможет уехать из старого города, где так все неудобно и так все мило?
Так Филипп и не выходил за утро ни одного такта.
А когда вошел в прихожую, Ксана разговаривала по телефону. Почему-то кричала в трубку:
— Да, Ольга Леонардовна!.. Да… Обязательно… Сразу же… Могу хоть сегодня!.. Если достану билет…
Да-да…
Ну конечно, с кем еще она может так восторженно, как не со своей божественной Ольгой Леонардовной.
Филипп вошел в комнату, а через минуту вбежала и Ксана, возбужденная и торжествующая.
— Представляешь, я дозвонилась в Москву к Ольге Леонардовне! Сразу застала! Она такая занятая, и вдруг сразу застала. Она говорит: «Приезжай!» Поставит мне номер в своем ГИТИСе. Можно прямо сегодня. Если достану билет.
Какой номер? Филипп никогда не слышал ни о каком номере для Ксаны. Он думал, она уже окончательно на пенсии. Но так она восторженно кричала в телефон. Да и достаточно вспомнить, как она сорвалась тогда кормить запившего Ваню Корелли. А тут не Ванин запой, тут номер! Значит, нужно ей что-то в жизни, чтобы не валяться по полдня, чтобы не спорить по любому пустяку, не устраивать скандалы из ничего.
— Это хорошо, если номер.
— Да! Потому что выходишь на сцену, вместо того чтобы целый день торчать на кухне! Зря ты думаешь, что нашел себе служанку!
Опять: «Целый день на кухне… нашел служанку…» Ну уж конечно, Филипп не стал спорить в день отъезда.
Ксана, кажется, впервые сама сварила ему утренний кофе и ушла за билетом. Достала она только на сидячий поезд, который уходит в четыре часа дня. Столько времени была как бы в полуспячке, а тут собралась мгновенно. Фантастика! Брала вещи самые необходимые, ведь всего на несколько дней. Выбирала, какое надеть пальто:
— Что сегодня на улице? Тучи, да? И ветер. Значит, еще больше нагонит. Или наоборот — разгонит совсем.
С ее диалектикой ей бы работать в бюро погоды. Филипп ее провожал.
— Ну ты без меня… Да ты же все умеешь. А то сама чувствую, что отупела совсем. Будто не я. Хотя тоже надо было отдохнуть, когда столько лет перенапряг. А уж Ольга Леонардовна поставит! Или ее ученики. Она же такой специалист! Ее книгу перевели, наверное, в ста странах!
«Пусть ставит как следует, я тебя не тороплю», хотел было сказать Филипп. Но не сказал. И так ясно.
— Где ты остановишься? Думаешь, найдешь гостиницу?
— Сначала поеду к Ольге Леонардовне! Пока у нее. Она сама позвала. Она такая!..
И Ксана улыбнулась лучшей из своих улыбок. Да, так, как она, не умеет улыбаться никто. Если бы не так редко.
Объявили, что до отхода две минуты. Филипп поцеловал Ксану. Почти по-братски.
— Пиши.
Письмо пришло через две недели. «Милый мой Филипп!
Ольга Леонардовна так все понимает! У нее здесь и школа, и академия. Она делает для меня номер. Вместе со своим учеником. Он такой талантливый, хотя совсем чудак и не от мира сего. Дожил до сорока, уже выработал пенсию, а совсем как мальчик. Чем-то похож на того милого Макара. Он весь переполнен идеями и так счастлив, что я воплощаю. Будет замечательный номер! А сам весь неухоженный. Как вы там без меня? Хотя не пропадете, потому что ты-то все знаешь и умеешь. И знаешь, ставит на музыку Смольникова. Он говорит, что в ней современная отчужденность субъективного. Он такой умный — не Смольников, а Саша. Которого номер. И Ольга Леонардовна согласна, а уж она-то сверхмудрая. И боится, чтобы он со своей сверхвпечатлительностью рано или поздно не сорвался — как все гении. Потому вы пока справляйтесь без меня, потому что ты такой практичный. А я чувствую, что нужна и зачем. Как там собача? Целую ее в нос и тебя.