Подошел я к нему легко, потому что честно не боялся, а звери это чуют сразу: страх имеет свой запах, что ли. И не потому не боялся, что натренировал храбрость в десанте. Я ж говорил, тогда везде писали про Берберовых, и я из этих писаний усвоил твердо, что если льва с младенчества воспитывать дома, он становится таким же ручным, как собака. Или даже сухопутный дельфин.
Нет, он и правда был совсем домашний. Спали, например, мы втроем на широком-широком кожаном диване. Сначала мешало, что он храпит, как мотоцикл, но скоро привык. Да, втроем. Нора посредине, а мы по бокам. Протянешь руку к ней, заденешь и его. Ну короче, никакой донжуан такого не испытал. Я ходил и смотрел на встречных мужчин свысока: что они знают о жизни и о любви!
Вот так мы и проживали в квартире втроем. То есть вчетвером. Была еще бабушка, мать умершего отца Норы. Бабушка, хотя из династии Барсовых, Дусика боялась с тех пор, как тот, еще пятимесячным львенком, свалился с антресолей прямо ей на голову — весил он тогда килограмм сорок — пятьдесят всего, но для старушки достаточно. Целыми днями бабушка сидела запершись в своей комнате, а когда нужно было в туалет или поесть, стучала в дверь палкой, и мы ее провожали, если Дусик не лежал в это время у себя на антресолях.
Квартира старая, потолки высокие, и в нашей комнате были устроены антресоли. Сначала они были открытые, но после как Дусик свалился на бабушку, их заделали так, что они стали запираться наглухо. Дусик и сам любил там валяться — там как бы его личное убежище, логово; но, бывало, мы его загоняли нарочно, когда случались трусливые гости, которых нельзя свести даже с самым ручным львом.
Тогда многие обезьянничали с Берберовых: писали в газетах про домашнего львенка в Краснодаре, про другого в Одессе или Таганроге; а в Грузии в какой-то щедрый дом взяли сразу двух, чтобы не мелочиться. Но обо всех берберовских последователях поминали вскользь, а уж про нас тем более: ведь Дусик хотя и рос дома, но числился-то на балансе цирка, а кого удивишь цирковым львом? Ну мелькнула заметка или две. Нора очень переживала, говорила всем про Берберовых: «Еще бы не писали, когда у них все корреспонденты прикормленные!» Я раз спросил для смеха: «Чем прикормленные? Львиным мясом, что ли?» Только Нора серьезно: «А что ты думал? У них каждый день из дарового мяса шашлык на двадцать человек для нужных людей! Что я не знаю, как дела делаются?» Я уж не стал дальше спорить. Ну и сами мы тоже: смешно ж идти в мясной магазин, где тебе сунут кости с жилами, когда дома такие запасы! Львиная доля — Дусику, а по куску и нам. Правда, ему все больше шла конина — не почему-нибудь, а львы конину любят. Ну и мы с ним. Сначала у меня желудок бунтовал, а потом привык. А знал я одного парня, тот ушел из львиного аттракциона, потому что не смог привыкнуть к конине. Зато татары, наоборот, любят — не меньше, чем львы. Прослышали про нас, ходили, просили продать. Но мы же не такие, чтобы пускать налево казенное мясо! Едва отвадил… Да, не писали про нас, и Нора всех газетчиков прямо возненавидела, повторяла каждый день: «Ничего, вот отснимемся в фильме, тогда запляшут! Будут дежурить под дверью, а мы их ни на порог!» Уже и сценарий давно заготовлен, но съемки откладывались, пока Дусик не отрастит настоящую гриву. Не наклеивать же ему парик.
Но и без прессы наслышаны про нас были многие, и гости являлись часто. Понятно, главный аттракцион — фотографирование с настоящим львом. Кто едва присаживался рядом, а самые нахальные в обнимку. Фотографировала Нора, а я стоял на страховке. До чего Нора обожала всякую механику, аппаратуру! Если бы не цирковая династия, быть бы ей даже, может, авиа-конструкторшей! Она и фотоаппарат свой пять раз перебирала, американский «Поляроид», цветной снимок через три минуты. Кто бы еще так решился с американским аппаратом, а ей все равно что наш «Любитель». Да, она фотографировала, а я на страховке.
Дусик боялся во всем мире трех вещей. Палки — это ему внушили с младенчества; в палках у нас служили ножки стула, который Дусик же и разломал. Потом — резиновой трубки: раз случайно бросили ему под ноги, так он подскочил как на пружинах разом четырьмя лапами. Это тоже понятно: заложен в нем врожденный страх перед всем, что похоже на змею. Зато третья вещь непонятна, хоть убей, но чистый факт: он боялся пыжиковой шапки! Я раз подошел случайно в шапке, так он дунул от меня на антресоли, как белка на сосну!
На страховке во время фотографирования я стоял с палкой наготове, и, если Дусик начинал косить на гостя хулиганским глазом, я кричал ему: «Ат» — это на цирковом языке «нельзя», и грозил палкой. Ну не всегда только грозил.