В кухню вошла Надя.
— Здравствуйте, Нина Ефимовна.
— Доброе утро, Наденька! Вы сегодня тоже плавали? А я не знала, спите вы или нет, боялась включить радио.
Мама такие вещи говорит без всякого намека: мол, терплю из-за вас неудобства, не включаю радио, — нет, она радостно сообщает факт: действительно боялась разбудить и не включала! Мама вообще не способна на тонкие намеки, скрытые уколы. А Надя этого никак не может понять, ей вечно чудятся намеки, и она ответила с отчужденностью:
— А не надо бояться, Нина Ефимовна. Я если сплю, то сплю и под радио. Кто хочет спать, заснет при любом дискомфорте. Я говорю, потому что испытала на своей шкуре. В цирковых гостиницах никогда ни дня, ни ночи: прорепетируешь ночью на манеже, а потом спишь, а рядом лай, телевизор!
Вольт сам иногда говорит маме неприятные вещи — но то он, когда же пытается кто-то другой, хотя бы и Надя, с ним сразу случается приступ мгновенной ярости. Тем более когда Надя впадает в такой вот назидательный тон.
Хорошо, что он давно знает свою вспыльчивость, знает, что нужно сдержаться в первые несколько секунд.
А мама и не заметила в словах Нади никакой отчужденности, никакой назидательности. Она в своей неистребимой наивности не только не умеет намекать и колоть, но и не улавливает чужих намеков и колкостей.
— Вы еще не знаете, Наденька, какая у нас радость? Петюнчик приезжает наконец!
Надя хорошо относится к Персу, Вольт это знает точно, но иногда ей кажется, что родные Вольта, тот же старший брат, мечтали о другой невестке — и тогда она становится настороженной, как бы сжимается внутренне:
— Что от меня зависит, я всегда сделаю, Нина Ефимовна. Надо будет принести картошки побольше, Петя любит с яичницей. Но не все зависит от меня, и если ему покажется где-нибудь беспорядок…
Опять намек — на этот раз на вечный разгром в маминой комнате. И опять мама не уловила, вся переполненная счастьем:
— Такая радость! Мы с ним обязательно сходим на осеннюю выставку, она еще не закроется до его приезда. Ему будет приятно посмотреть мою работу! Жалко, что ты до сих пор не собрался. И ведь два шага до Манежа.
— Зачем? Я видел твою работу дома.
— Нет, приятно на выставке. Вот Петюнчик обязательно пойдет! Ему будет приятно, что моя работа на выставке.
А Вольту как раз и не хотелось на выставке. Ему всегда бывало обидно видеть одну-две маминых работы, затерявшиеся в огромном Манеже, работы, перед которыми почти никто не останавливается… Нет, мама неплохая художница, как говорится, вполне профессиональная, но на выставке множество таких же вполне профессиональных художников, и нужно посмотреть на этикетку под работой, чтобы узнать автора. Есть немногие, которых узнаешь сразу — по манере, без этикетки, и Вольту кажется, что если уж быть художником, то только таким, одним из немногих. Но мама абсолютно лишена честолюбия, точно так же как лишена способности улавливать тонкие намеки и скрытые колкости, — она радуется тому, что делает любимое дело, что ее приняли в Союз и тем признали настоящей художницей, что берут по одной-две работы на выставки, и ничуть не терзается от своей безвестности. Конечно, много и трогательного в таком бескорыстном служении искусству, но часто Вольта и злит такая атрофия честолюбия, нежелание хотя бы попытаться сделать что-то значительное, заметное! Ведь нужно в своем деле стремиться к максимуму, а мама вполне довольна немногим. В их с Надей комнате мамины работы не висят.
Висят собственные работы Вольта.
Вольт — тоже немного художник. Конечно, любитель. Но в чем-то и превзошедший маму. Во всяком случае на выставке в Доме ученых — она называлась «Второе призвание» — перед его работами останавливались все посетители, а одна, под названием «Мир голубого солнца», была помещена в «Науке и жизни». Мама работает только с натуры, больше всего у нее пейзажей, но иногда делает и портреты, мучая свои модели долгими сеансами; у Вольта же исключительно фантазии: чудесные планеты, космические катаклизмы. Он хотел бы жить в будущем мире, когда человечество распространится по Вселенной, когда люди — или уже полубоги? — будут повелевать стихиями; весь смысл его работы в том и состоит, чтобы ускорить прогресс, помочь человеку стать полубогом, и живописные фантазии давали возможность хоть ненадолго перенестись в этот будущий мечтаемый мир. А мамины пейзажи такие реальные, такие будничные, — они хорошо сделаны, но зачем еще раз увидеть на картине то, что он и так постоянно видит вокруг?..
— Да, Петюнчик обязательно пойдет на выставку. Мы сходим вместе. Он будет гордиться, что там моя работа!