Хоть и рванула дверь, вроде как не глядя на печати, а заметила, значит…
— Вы же мне поверили с картинами. А указал бы я вам не те, не самые ценные?.. Ну хорошо, отнесем к вам в контору. Пусть там лежат — запечатанные.
— Нет у нас помещений для всякого хлама!
— Хорошо, давайте отвезем сразу. Вместе, чтобы никаких подозрений. На машину и в Публичку. Я вызову такси.
— За свой счет? — подозрительно переспросила техник.
— За свой.
— Ишь богач выискался.
— Не богач, а уважаю книги. Еще Горький говорил. И Чехов.
Наверное, техник запомнила из школы, что эти фамилии — авторитетные. И задумалась.
— Хорошо. Но не позориться же — с мешком в библиотеку. Пусть пришлют человека. Эксперта… Только быстро! Если им интересно, пусть присылают быстро! Три дня им даю. Ну пять. А то нам потом ремонтировать комнату. Думаете, так и останется пустая? Больно жирно. Семью к вам новую вселят. Не меньше троих при такой площади. Пять дней, а потом выкинем, если не заберут. Остальное сейчас на списание, а книги еще полежат. Пять дней, не больше!
Ну хорошо! Отбил книги! Давно Николай Акимыч не испытывал такого удовлетворения. А то что надумали: в макулатуру! Чтобы в наше время такое варварство!
Вернулись те две женщины, которые выносили кресла, — и вся ватага принялась перерывать шкафы. С детским увлечением эти здоровые женщины выхватывали какие-то чашки, какие-то тряпки.
— Девочки, кофейник!.. Люся, отдай мне, а? Давно ищу… А это чего?! Вроде как дамский пояс, а с перекладинами! Старинная, видать, штука, еще буржуйская!.. Ой, рюмочки наконец! Чур мои!
— Девочки, дело-то не забывайте. Еще сколько всего: стол, шкафы эти!
— Маргарита Петровна, неужели на себе? Кому они нужные? Жучком поедены все, только мебель свою заразишь! Можно мы так?
— Давайте так, все равно на списание. Только постойте кто-нибудь внизу. Люся!
С треском разрывая бумажные ленты, распахнули окна, — их не раскрывали года три, если не больше, из-за болезни Леонида Полуэктовича. Николай Акимыч понял все: и шкафы, и стол полетят из окна — с четвертого-то этажа! В опись не попали, никому из женщин не понадобились — вот и обречены они на полное списание. Приличные же еще вещи! Но биться за старые шкафы уже не было сил. Книги отстоял — и слава богу! Он вышел, чтобы не видеть. Техник вышла за ним.
— Думаете, приятно в таком хламе возиться? От одной пыли наживешь чахотку. Старая пыль — она особенно едкая, я где-то читала. Если б не эти чашечки, девочек бы не заставить. А так у них интерес. Лучше же, чем уничтожать. Хоть послужат кому-то. А вы осуждаете.
Не осуждаю я, — вяло отмахнулся Николай Акимыч.
Из комнаты слышались бодрые голоса:
— Ну-ка!.. Взяли!.. И-эх! Голоса, а потом отдаленный грохот.
Еще возгласы, еще грохот — и снова, и снова. Наконец стихло. Техник вернулась в опустевшую комнату, Николай Акимыч за ней. Комната и в самом деле была разительно пуста — после того-то, как она напоминала лавку старьевщика на рисунке к Диккенсу или Бальзаку. Только вдоль стены узлы из простыней Леонида Полуэктовича — это девочки увязали то, что выбрали для себя. К одному узлу была прислонена картина. А остальные картины, пусть не Левицкого и не Серова?.. А книги где же?!
— А где же книги?!
— Да, девочки, а где книги?
— А выкинули, Маргарита Петровна. Чего их — пыль одна.
— Вы же обещали!! Мы договорились!!
— Да, девочки, что же вы, я же пообещала вот товарищу.
— Откуда ж мы знали? Вы чего-то договаривались, а до чего договорились — откуда ж? А Тоня, вон, и вовсе не слыхавши, она в это время кресла носивши. Она и кинула первая.
— Да, Маргарита Петровна, я ж не слыхавши. Николай Акимыч тяжело подбежал к распахнутому
окну, посмотрел вниз. Там на асфальте двора груда разноцветных досок — желтых, красных, черных — то, что осталось от списанной мебели, а поверх и далеко вокруг белые прямоугольнички — разбившиеся на куски книги: Будто выпал долгожданный первый снег.
Вот и все. И ничего не сделаешь. Или что-то еще можно спасти?! Если книга тонкая, могла упасть и не рассыпаться! Или найти хоть полкниги — той, со штампом: «Троицкая, 38»!
На бегу Николай Акимыч выкрикнул: — Ведь книги! Учили ж вас чему-то! На лестнице чуть не сбил какую-то испуганную старушку.
Книги разбились на куски разной толщины. Многие на непонятных языках, у некоторых и шрифт какой-то не латинский: тесно напечатанный, весь угловатый. Ценные или не ценные это были книги — кто теперь разберет? Измазанные в осенней грязи — никакому эксперту не отвезешь… Вот и русские страницы: «Андрей Белый. Петербург»! Как раз по интересу Николаю Акимычу. Может, попытаться разыскать все страницы, сложить?! Ведь разбилась книга кусков на пять — вряд ли больше. Николай Акимыч в начавшихся уже сумерках прочитал первую страницу — роман. Тогда успокоился и искать другие куски не стал: он-то подумал, что старый путеводитель!.. Дальше попадались страницы каких-то медицинских книг — бог с ними, тем более что медицина с тех пор шагнула очень далеко.