Вскоре к прежним мучениям прибавились новые: уж больно непринужденно обращались с нею мальчики из ее группы.
Я заходил к ней на затятия и видел: Валька Травников — есть там такой профсоюзный деятель — то и дело таскает ее на руках; Генка Поздняков, баскетболист, сажает на колени. Обнимались они там дружески, целовались тоже дружески — слишком уж дружественная атмосфера! А она только смеялась. Я делал вид, что ничего особенного, что так и должно быть; и вообще, я же не ревнивый муж! Я улыбался. Думаю, у меня получались мученические гримасы. И смешные.
Я не ревнивый муж. Но репутация счастливого любовника у меня сложилась совершенно невольно. Как иначе могли объяснить окружающие то, что мы постоянно вместе? Тем более раз она замужем.
Ленька сказал с завистью:
Ну, ты не теряешься, старик! А я бы на тебя не поставил, думал, ты лопух. Ведь и до тебя ходоки пытались, но — пустой номер. — И убежденно повторил свое определение: — Клевая девочка.
Я постарался изобразить на лице самодовольство. Не объяснять же ему весь мой безнадежный платонизм. Да и смешно.
Тем более когда постоянно слышишь истории:
— Заклеил вчера кадра. Пошли на хату.
А посмотришь на этих кадров — часто хорошие девочки, при других обстоятельствах я бы в них и влюбился. А их, оказывается, сразу ведут на хату. Интересно, сколько в этих историях процентов правды?
Приближалось лето, но оно меня не радовало: ведь оно означало неизбежную разлуку. Я уезжал со строй отрядом, она оставалась на производственную практику, а потом собиралась куда-нибудь отдыхать. Разумеется, с мужем. У того в августе отпуск.
Последняя встреча перед разлукой всегда рубеж. Бемби зашла ко мне. И не противилась, когда я обнял ее и первый раз поцеловал в губы. Очень уж я был грустный — наверное, поэтому.
Она сказала:
— Брось, не кисни. Встретишь какую-нибудь сибирячку.
— Ну что ты, Бемби!
А что тут такого? Я хочу, чтобы ты у меня был красивым, чтобы девушки тебя любили. А меня чтобы всегда чуть-чуть помнил.
— Интересно, как мне понравится сибирячка, если я буду помнить тебя?
— Значит, хочешь забыть? А я-то, дура…
— Я хочу, чтобы мне не нужно было ни на кого смотреть, кроме тебя!
Теперь она меня сама поцеловала.
— Ах ты бедненький. Сколько тебе говорить, что у тебя нет чувства юмора. Может быть, этим ты мне и нравишься.
Я было ободрился от такого признания, но она засобиралась домой.
Так я и уехал, унося на губах вкус ее поцелуев. Фраза звучит пародийно, но она отражает самую суть дела: я чувствовал своими губами ее губы, все время чувствовал.
Бемби пообещала мне написать. Каждый раз, возвращаясь с работы, я бросался к столу, на котором раскладывали письма. Но письма приходили только от мамы. И часто. Скоро я на мамин почерк смотрел с досадой.
Я уехал в конце июня — и вот наконец дождался счастливого дня: 20 августа пришло письмо от Нее! За неделю до нашего отъезда.
«Здравствуй, дорогой друг и товарищ Стрельцов!
Наконец пошел дождь и появилась у меня возможность написать письма. Сейчас же тебе и отписываю.
Покинула я наш город 25. VII и добралась до города Владикавказа. Прекрасно и со всеми удобствами и благами прожила в нем до 2. VIII. А там потянуло в большие горы. И пошла я туда, несмотря на всяческие страхи, которые порассказывали местные жители. Компания моя состоит из 4-х человек, и все мы преодолели трудности похода и перевалили через Мамиссонский перевал на высоте 2,8 км.
Восторгам моим нет предела до сих пор, хотя вот уже 5-й день, как мы проживаем в солнечной Грузии, близ Батуми, в местечке Уреки. Выбрали его случайно, но оно оказалось прекрасным. Чудесное море, восхитительный целебный пляж, еще дикий, где люди встречаются через 200–300 метров. Хозяева также исключительные люди и не дерут с нас диких денег, которые изымают с отдыхающих остальные местные жители.
Вот, пожалуй, и все, что я хотела сказать тебе сегодня, дорогой друг и товарищ.
При встрече всякие мелкие и крупные подробности.
Нежно целую, только ты от этого не зазнавайся.
Л.
9. VIII. 66.»
Я переживал письмо.
«Нежно целую» — это самое главное.
А что за компания из четырех человек?
«Наконец пошел дождь и появилась у меня возможность написать письма». Неужели нельзя было выкроить полчаса раньше? А если бы дождь не пошел?