Санитаров в бригаде нет, а таскать носилки я, как шофер, не обязан. Даже наоборот, предусмотрено и запрещено: вдруг потом усталые руки нечетко сработают на руле! Но я все-таки таскал иногда: физподготовка позволяет, найти мужиков у соседей всегда проблема, а перед женщинами совестно. Перед той же врачихой.
Раз поднялся ночью за инфарктником и слышу, в соседней комнате кто-то скребется как кошка, только сильней, — не бывает таких кошек. Девушка там мне навстречу в одной рубашке — нас же не стесняются, особенно по ночам, — увидела, что я этим царапаньем интересуюсь, и кивает мне с такой насмешкой, как маленькому:
— Не бойтесь, он не выскочит, заперто хорошо.
А я не могу стерпеть, чтобы мне в глаза, будто боюсь! Особенно, когда такой кадр. И я ей — тоже с насмешкой:
— А я, девушка, никакого кобеля не боюсь, хоть самого Баскервильского.
По телевизору только что показывали «Шерлока Холмса». Я так говорю, потому что кому ж еще скрестись в квартире как не собаке, хотя вообще-то от тупых собачьих когтей звук другой.
— А он не кобель!
Произносит слово это — «кобель» — не краснея.
— Не кобель, а лев.
Врет, конечно. Я не могу такой насмешки стерпеть, чтобы меня, как маленького, львом пугали! Ну короче, сразу руку протянул к защелке на двери, чтобы посмотреть, кого там прячут. Но она перехватила — хорошая реакция! И кисть сильная, не догадаешься по ее виду.
И была секунда, когда она мою руку перехватила, а я ее притиснул к той самой двери, за которой будто бы страшный зверь; притиснул, а она ж в одной рубашке — но не смутилась ни на грамм.
С инфарктом, за которым приехали, оказался ее отец. Я его помог снести, а она дооделась и тоже в машину. Все законно: как хорошая дочь. Но после той секунды, когда она мою руку перехватила, а я ее притиснул к двери, — после той секунды я знал, что она не с ним, а со мной. Ну и с ним, конечно, но только частично. И врачиха моя почуяла сразу, не хотела сажать в машину, хотя обычно мы родственников берем, если просятся. Не хотела сажать, но разве Нору остановишь! Зовут ее Норой. Села с отцом — не оторвать. Ну я выдал класс — только покрышки скрипели на поворотах.
Зовут ее Норой, чтобы звучало для арены: отец ее циркач, и вообще целая династия — пять поколений Барсовых. Отец ее работал на катушках: эквилибр высшего класса — шесть катушек и одна на другую и все шатаются. Или восемь. Я сам уже не увидел, только по рассказам, потому что отработался он: умер в больнице, в которую я его домчал. На восьмой день в реанимации.
Я не хочу сказать, что не было у нас с Норой ухаживаний и всего такого. Был минимум, но в цирке все не так, там подход с другой стороны: есть номер, семейное дело, и сразу смотрят, годится ли новый человек к этому делу. Если не годится, то ни у какого Ромео нет шансов, потому что не отделить, где кончается семья и начинается работа: невозможно же, чтобы жена круглый год на гастролях, а муж каждый день аккуратно к девяти в свою контору — а встречаться только во время отпуска… Ну короче, я оказался годен к делу, а Норе, когда она осталась одна без отца, срочно нужен был мужчина в дом, в это самое дело. Вот на такую стратегическую ситуацию и наложите сверху любовь, роман и все что хотите.
У нее давно был свой номер — музыкальная эксцентрика: выходила в розовом цилиндре, дула в разные дудки, смешила публику. Номер — так себе, она и сама знала, и в глаза ей не раз сказали: мол, держат тебя ради папы и всех Барсовых предков. В цирке любят сказать все прямо, там не дипломаты. Номер — так себе, вот поэтому и скребется за дверью лев. Я тогда не поверил, а оказалась чистая правда: настоящий лев. Официально звали его Августом — не в честь месяца, а был такой крупный император, — а дома попросту Дусиком. Почему — не знаю, не я придумал.
Тогда было время высшей славы Берберовых. И Нора мечтала их переплюнуть: чтобы ее Дусик стал еще ручкее, еще домашнее — с виду лев, а в душе даже не собака, а прямо сухопутный дельфин! Говорят же, что дельфины и умнее всех, и добрее. Ну короче, Нора с отцом уговорили начальство в цирке, что можно будет работать с ручным львом, таким ручным, чтобы выходить без всякой клетки — интим со львом. Для этого Дусик с младенчества воспитывался дома, никого не знал, кроме Норы с отцом, никого и ничего: ни других львов, ни укротителей, ни решеток — Нора с отцом вместо родителей и квартира ка Петроградской — родимое логово. Уговорили-то начальство будущим мировым номером, но сами больше мечтали о кино, особенно Нора. Все шло хорошо, Дусик воспитывался, но умер отец — а не могла же Нора справляться одна. Она, наверное, и при отце была уже непрочь замуж, ну а тут все ускорилось. И выходит, что выбрал меня Дусик: я к нему легко подошел, он меня признал… Нет, Нора хотела, чтобы он выбрал персонально меня: могла ведь поискать ребят среди униформы, там они все только и мечтают войти в номер, а она волновалась до потных ладошек, когда подводила меня к Дусику: подойду — не подойду, признает — не признает?! Очень хотела, чтобы признал, но все же если бы не признал — кругом марш! Или адью, по-граждански — работа на первом месте… И я. Очень мне Нора нравилась, без этого никакого бы разговору, чтобы жениться; понравилась с первого раза, еще когда выбежала навстречу в одной рубашке, а ни в какого льва я тогда не поверил. Но мне и раньше некоторые очень нравились, но не женился же, потому что те — нормальные, как все, зато такой, чтобы со львом, раньше не бывало. Со львом — она единственная на свете. Ну короче, так хорошо совпало, а еще вдобавок мы вместе смотрелись как очень кикогеническая пара, это признали сразу все киношники, знакомые Норы.