Да уж, потрудитесь прямо сейчас.
Через пятнадцать минут, Ингрида Игоревна: у меня заканчивается эксперимент, не могу мгновенно бросить.
И, положив трубку, улыбнулся Крамеру, как сообщнику:
— Слышал? Ты — эксперимент. Давай-ка, заканчивайся успешно.
— Раскомандовалась Ингрида. Будто все мы уже ее ингредиенты.
Ингредиентами в институте издавна зовутся сотрудники Ингриды Игоревны Поливановой — сначала из ее лаборатории, потом из отдела. А скоро, возможно, и все здесь в ИМИ станут ингредиентами, поскольку фактически она уже директорствует при престарелом Никите Дмитриевиче Корсунском, а когда Никите Дмитриевичу устроят семидесятилетний юбилей и торжественно выпроводят на пенсию, то сделается директором и де-юре. Директрисой…
Нетрудно было снова приняться массировать голову Крамеру, труднее — отключиться от мыслей, взбаламученных телефонным звонком: что означает внезапный вызов — неприятности или удачу? Но отключиться было необходимо, потому что, не отключившись от любых посторонних мыслей, не сосредоточившись на внушении, головную боль не снимешь. И Вольт — не без усилия — решительно отключил мысли о звонке Поливановой, о предстоящем разговоре: какой бы он был психолог, как бы он мог рассчитывать достичь собственного максимума, если бы не умел элементарно сосредоточиваться! Специально тренировался в свое время: внимание надо тренировать, как мускулы.
Крамер, напрягшийся было во время телефонного разговора, снова расслабился, забормотал:
— Уходит… совсем уходит…
Вольт сделал резкое движение, будто сдернул какую-то невидимую завесу:
— Все!
Саша Крамер поднял свою белокурую голову, украшенную редеющими локонами, посмотрел немного растерянно:
— Да, правда: все.
Ну, трудись. И помни: кто поздно ложится, подрывает устои — под самим собой.
Крамер только вяло улыбнулся и, кажется, снова собрался рассказывать про поздние работы своей Татьяны, но Вольт не стал слушать. Пошел.
Поливанова не сказала по телефону, куда к ней прийти, а Вольт забыл уточнить. Ингрида Игоревна владеет сразу двумя кабинетами: заведующей своим отделом и замдиректора по науке. Вольт решил сначала зайти в отдел, потому что туда ближе, на седьмом этаже, а вся дирекция помещается на втором — чтобы многочисленным разноязыким гостям подниматься без лифта по широкой парадной лестнице.
При всей разнице их положений в институте, иногда у Вольта с Поливановой возникают контакты. Вот и Стефа всегда стоит рядом с ее желтым «пежо» — значит, бывают разговоры на автомобильные темы, хотя Стефа, в сущности, и не автомобиль, а паровоз, — тем не менее. Как-то, пришлось к слову, порекомендовал Поливановой машинистку, ту самую Грушеву, верхнюю соседку, переквалифицировавшуюся из искусствоведиц. Случались у них с Поливановой разговоры и об излюбленной Вольтом антропомаксимологии, довольно-таки мимолетные: то на каком-нибудь банкете, то на автостоянке, — во всяком случае, она знает, чем занимается Вольт.
Ну а сама Поливанова занимается всем сразу. То у нее выходит работа по клеточным мембранам, а следующая — о нейрогуморальной регуляции. Но всегда если не на самом переднем крае науки, то близко. Благо отдел Поливановой снабжается безо всяких препон импортной аппаратурой — не то что лаборатория Вольта, где разовые чашки Петри и те на счету. Вот и сейчас приходилось пробираться в ее кабинет через лаборантскую, заставленную огромными ящиками, среди которых блуждал, как в лабиринте, Тиша Лаврио-нов — на вид пухлый розовый мальчик, таких любят бабушки за послушание и хороший аппетит; на самом же деле — второй здесь человек, а по мелким вопросам, до которых Ингриде Игоревне снисходить некогда, — первый. Впрочем, держится он не чинясь, с половиной института на «ты». Вольта раздражает самая его фамилия — соглашательская какая-то: не Ларионов, не Лаврентьев — Лаврионов.
— Привет, Тиша! Осматриваешь приобретения?
— Да, понимаешь, везут и везут. А куда ставить?
Тиша изображал озабоченность, как бы даже недовольство обрушившимся на отдел изобилием.
— Будто вы не заказывали.
— Так ведь не откажешься, если предлагают. А то в другой раз не дадут. А теперь вот задействуй — и всё на мне. Она-то вся в высших сферах.
Как непоколебимый фаворит, Тиша позволял себе умеренное вольнодумство.
— Нам бы твои заботы… Шефиня твоя у себя?
— Да, ждет тебя. Ты не отказывайся, такие предложения — раз в жизни.
Тиша широким жестом обвел громоздящиеся ящики.