Вольт обошел большого доброго Стефу, отпер дверцу, наступил на подножку — у этих современных штамповок и подножек-то нет! — сел, отпер дверцу для Нади. Та, пока Вольт разводил пары, собрала с капота и крыльев нападавшие за ночь желтые листья, а потом только юркнула внутрь, как зеленая ящерица в нору, и устроилась на своей подушке. При ее росте без подушки у нее над щитком едва высовывалась бы голова — и смотреть неудобно, и милиционеров смущать; однажды Вольта остановил перед аэропортом гаишник: «Вы что, не знаете, что детей запрещено перевозить на переднем сиденье?» Вольт тогда ответил с нарочитым покаянием в голосе: «Я не знал, что запрещено иметь жен меньше стандарта, утвержденного ГАИ. Уж простите на первый раз!»
— Вот смотри, целый букет набрался. Пусть полежат, хорошо? Дома поставлю в вазу.
Вольт не опустился до такой пошлости, чтобы оберегать обивку от мокрых листьев, но что Надя нашла в этом пучке мелких листиков, он понять не мог
— Пусть валяются, если хочешь. Только можно было набрать получше. Хоть перед бассейном. Там клены.
— Набрать — не то. Эти же сами прилетели на Стефу. Они нас выбрали, понимаешь?
Только не хватало — одушевлять опавшие листья!
— Ну что ты ерунду говоришь! «Выбрали»! Скажи еще, что они читают наши мысли.
— А что? Все может быть! Что мы вообще знаем? И листья тоже, может, неспроста падают.
Вот! Умственная лень, которая куда хуже, чем лень физическая! «Все может быть… что мы вообще знаем…» Это не широта взглядов, это — отсутствие взглядов! Люди веками наблюдают, думают, копят факты — и можно прийти и сказать небрежно: «Все может быть… Земля вращается вокруг Солнца? А может, и наоборот. Или никто не вращается!» И такая логическая неряшливость еще и покажется смелостью мысли!
Затевать об этом очередной разговор сейчас не хотелось.
— Ладно, точка, мне надо подумать.
Надя сразу замолчала. Она свято уважает мыслительную работу мужа — это в ней ценное качество. Да без такого ее качества невозможно было бы дома работать.
Они медленно ехали по улице Герцена. Вообще-то, Вольт любит скорость, но ранним утром ему почему-то бывает приятно бесшумно-вкрадчиво катиться, словно плыть по мокрым мостовым — то ли после поливки, то ли после дождя.
Вольт сказал, что ему надо подумать, но дельных мыслей не приходило — так, окрошка. Что удобно бы установить здесь, в кабине у Стефы, телефон… Что Родион Иванович Груздь вчера играл в полуфинале по блицу — интересно, отобрался ли в финал? Все-таки странный этот Груздь — при всей симпатии к нему Вольта…
На Невском было так же пустынно. Стефа ровно посапывал. Вольт прибавил отопление. Собственно, на улице не холодно по-настоящему, так что кабину не выдувало, но Вольт любит тепло. И между прочим, не раз замечал, что в очень теплом помещении — чтобы градусов двадцать пять! — ему лучше думается. Многих тепло клонит в сон, а его — бодрит!
Но мысли по-прежнему текли необязательные. Теперь про Невский проспект. Про то, что говорят, будто он единый ансамбль, а никакой он не ансамбль: есть несколько фрагментов ансамбля, а между ними случайные дома. И если бы нашелся архитектор, конгениальный Воронихину, Растрелли, Росси, и объединил бы действительно в ансамбль… А что такое настоящий талант? Может быть, на пятьдесят процентов — смелость. Иметь смелость считать себя не хуже Воронихи-на! Вот в этом прямой долг Вольта: внушать смелость. Не имея смелости, никогда не достигнешь своего максимума.
На углу Фонтанки и Невского светофор по-утреннему еще не установился и мигал желтым. Нерегулируемый перекресток, тут кто смел. Вольту надо было повернуть направо по Фонтанке, он джентльменски пропустил одинокого пешехода и уже стронулся, как через Невский рванулось, мигая фарами, такси — ах, гад, уступать ему?! Вольт был прав: на равнозначном перекрестке преимущество у того, кто справа, но когда имеешь дело с нахалом, нужна еще и сила, чтобы, утвердить свою правоту. Вольт знал свою силу, и, не обращая внимания на такси, он продолжал поворачивать — притом нарочито медленно и по самой широкой дуге. Таксисту пришлось резко затормозить. Вольт поехал прямо, таксист рванулся вслед, догнал и, приспустив стекло, прокричал в окно ругательство. Этот дурачок думал, что легко уйдет от старика ЗИСа, не знал, что Витя Брыкин снабдил Стефу ускорителем, так что Стефа умеет прыгать вперед как какой-нибудь «ягуар»!