В старшинской сидел Саша Крамер и, конечно, что-то писал — научному работнику всегда есть что писать: от заявки на реактивы до монографии. Судя по его виду, голова у Крамера не болела — и то прогресс.
— Привет, мастер. — Крамер оторвался от работы с явным удовольствием. — А меня тут попросили сотворить заметку в стенгазету. Не хочешь в соавторы?
Уж лучше заявку на реактивы: все-таки польза,
— Нет, упаси бог!
— Не знаю, о чем и писать.
— Не соглашался бы.
— Тиша Лаврионов позвонил. От имени своей ше-фини. Неохота ссориться с Поливановой.
Да, с Поливановой ссориться глупо. А сам Вольт вчера? Ну, он не ссорился — отстаивал независимость. Но результат может воспоследовать такой же, как после ссоры.
— Давай-давай, твори чего-нибудь. Чего ж они тебе не заказали тему?
— Да им все равно. Что-нибудь из жизни нашей лаборатории. Что-нибудь новое. А что у нас нового?
Блестящая характеристика: лаборатория, в которой ничего нового! Даже Вольт, хотя он тут сбоку припека, и то немного обиделся за лабораторию:
— Все-таки есть кое-что. Перечисли статьи, доклады — вот тебе и заметка. Если не гонишься за живостью слога. Все-таки не все статьи пустые, есть и по делу. У той же Вериньки, как всегда, хоть она и истеричка. У тебя. — Поколебавшись, добавил: — Да и мои статьи имеются. Новые науки тоже на улице не валяются.
Смешно, но иногда и от такой малости, как упоминание в стенгазете, бывает польза.
— Ты гений, мастер! Правда, перечислю, да и все. И пошли они — тоже мне, институтское дацзыбао! Даже и хорошо, если напишу плохо: не пристанут в другой раз. Слушай, у тебя нет знакомства в каком-нибудь тортовом заведении? Тогда был бы гений вдвойне!
Нет, вдвойне не получится. А зачем тебе?
— Да понимаешь, надо здесь в нашей конторе отметиться по поводу дня рождения. Завтра.
Только этого не хватало! Завтра на Вольта наконец записано время работы с микроманипулятором!
— А ты не хочешь отметиться послезавтра? Я бы посоображал лишний день, может, сообразил бы торт.
— Нет, все уже запущено, мастер. Наши бабы позвали этого пижона, ну, который приходил к тебе за ЗИСом. Приходил к тебе, а залучили они. Ну, в честь знакомства они все берут на себя, весь стол, с меня только торт и алкоголь.
— Плюс неаполитанское пение, — с завистью добавил Вольт.
— Ну, это… — Крамер отмахнулся небрежно. — Если захотят слушать. Завтра все внимание на почетного гостя, мастер.
Удивительно легко Крамер относится к своему пению. А ведь голос почти как у Магомаева. Ну, не совсем, но если бы учиться, развивать — кто знает.
Вот ведь собирался завтра поработать — и пожалуйста! Никогда не знаешь, с какой стороны подкрадется неприятность. Ну ничего, Протоплазма наверняка входит в число дам-устроительниц завтрашнего празднования, значит, Вольт у нее отвоюет другое время: пусть чествует киношника за счет своей работы, а не чужой!
То есть можно, конечно, засесть в бокс и работать — стол, как всегда, накроют в лаборантской — но пойдут обиды: «Вы нами брезгуете… Вы хотите показать, что все кругом бездельники, вы один работаете…» Придется посидеть со всеми.
Вольт хотел уже отправиться на поиски Верной Кариатиды, чтобы снова напустить ее на бедную Протоплазму: пусть выменивает часы на микроманипуляторе! Но тут в старшинскую как-то странно, боком вошла Веринька Щуко.
— Ты уже пришел, Вольт?
— Как видишь.
— Мне нужно поговорить.
— Давай.
— Нет, выйдем куда-нибудь.
Вольт уставился на нее в удивлении: что это за секреты, которые нельзя сообщить при Крамере? Веринька, слава богу, не жена и не любовница.
— Ну пошли.
Вольт постарался подчеркнуть свое удивление и голосом, и жестами, чтобы заметил Крамер, чтобы заметила сама Веринька. Но Крамер снова пыхтел над заметкой, а Веринька была вся погружена в свои очередные переживания. Вот только почему на этот раз она выбрала поверенным Вольта?
Красотка Инна куда-то ушла, и в лаборантской было пусто. Веринька села и стала рыться в сумочке. Вольту показалось, она сейчас вынет платок и заплачет, но она вынула казенный конверт.