Самые настойчивые осаду красавца-ученого все еще продолжали и сами себя утешали, что отпечаток помолвочной нити — это еще не нить связующая. Я бы могла им рассказать, что все их надежды тщетны и усилия бессмысленны, Андуаш Манжур был той же породы, что Лефлан Ют-Раш, я это хорошо видела. Такие мужчины не поддаются ни на какие женские уловки, не ведутся на внешность и доступность, их нельзя выбрать, они всегда выбирают сами. Я никаких надежд не лелеяла, я просто тосковала по Лефу, а сходство Андуаша с ним эту тоску усиливало.
Мы не виделись уже полгода, Лефлан уехал через неделю после выпуска, и оказалось, что без него все не так. Не так светит солнце, не так идет дождь, не так поют птицы, не так дует ветер, даже сахар в чае не такой сладкий и дорожка препятствий проходится не так… Дорожка, если честно, на самом деле проходилась не так. Попробуй пройти ее так в длинном платье и туфлях на каблуке. Но будь Леф рядом все равно было бы легче. И порталы. Что может быть интересней, чем побывать в другом мире? Побывать там с Лефланом. А так…
Леф прислал мне три письма. Три длинных письма. Первое: «Я на месте. Работаю. Ребята здесь отличные. Вайра, помнишь про песню огня? Есть вариант…» и подробное описание, что он хочет сделать. Конечно, я помнила. Из всех видов магии самым близким Лефлану был огонь, он уверял, что пламя умеет петь. Никто кроме Лефа этого пения не слышал, а он мечтал, чтобы слышали все, и два месяца до отъезда бился над этим, часами не вылезая из лаборатории. Он бы из нее сутками не вылезал, но ровно в семь послеполуденных магия на территории школы полностью блокировалась. Теперь, видимо, у него такой проблемы не было.
И еще два письма: «Работаю. Нашел ошибку в формуле…», «Работаю. Пересчитал векторные схождения. Если брать…» и обязательное в конце всех трех посланий: «Как у тебя?». Я даже не представляла, где он, Леф об этом не писал, а почтовая отметка ограничивалась штампом «Империя Тугдолант», как на всей армейской почте. Все письма я знала наизусть, с ошибочной формулой и векторами схождения, и очень хотела верить, что мои Лефлан тоже перечитывал не раз. Хотя бы два. Я их отдавала капитану Сартару, а он переправлял дальше.
О чем я писала? О многом и ни о чем. О школе было нельзя, наши группы в ней не существовали, после четвертого года все, выбравшие специализацией агентурную разведку, считались отчисленными по разным причинам. Надо было видеть лица ребят, когда лейтенант Шат-Кори зачитывала списки продолжающих обучение, и как бывшие одногруппники подходили сочувствовать тем, кого признали неуспевающими или несоответствующими по состоянию здоровья, и понимающе кивали тем, кто сам решил попрощаться со школой.
Учились мы теперь в другом крыле, о существовании которого прежде не подозревали, входили и выходили под иллюзиями или скрывающими завесами и никогда нигде не упоминали, чем там занимаемся. А где-то в обычных школах учились наши двойники, о них мы ничего не знали, зато знали о своих успехах в тех школах, ежедневно получали полный отчет. Вот о содержащемся в отчете можно было говорить свободно. Об оценках по литературе и математике, о спортивных наградах и конкурсах на лучший рисунок ко Дню Перволуния, о вредности учителя домоводства и вечно сонном преподавателе танцев.
Лефлану писать неправду не хотелось, и я писала о дожде или ветре, о цветах, какие вырастила мама, о папиных булочках с мариникой, о поселившихся на старом клене скворцах. И шифровала внутри ничего не значащих строчек другое послание, настоящее: «Леф, мне плохо без тебя!», а потом, устыдившись сама себя, переделывала его на более нейтральное: «Леф, я скучаю по тебе!». Шифр был простенький, еще из общих: первая буква первого слова, вторая второго и так до маркера обнуления, потом все сначала. Только вставляла я его не с кодировочной отметки, как полагалось по правилам, и маркеры не обозначала. Я хотела, чтобы Лефлан знал об этом, и не хотела, чтобы он об этом знал.
А больше всего я хотела к нему. И пока мы добирались в Оштарим, на первое практическое занятие с порталами, и пока Манжур проводил быстрый опрос по усвоенному материалу, и пока ребята отвечали, я мечтала о портале, который всегда приведет к тому, кто тебе очень нужен. К тому, кого ты…
— Эргон, шестой закон.
К манере Манжура спрашивать, будто кидает мяч, мы привыкли быстро, и к тому, что предугадать, кому прилетит условный мяч, невозможно — тоже, потому всегда были готовы принять «подачу». Даже замечтавшись.
— При отсутствии держащего связь, якорь возвращения фиксируется на предмете, минимально подверженном физическим разрушениям и влиянию времени.