Эвен продавал телефоны. Об этом он никогда не говорит.
Мартин проходил альтернативную службу в университете. Долгих шестнадцать месяцев он переписывал бумаги и пил кофе. После этого он так скис, был так вымотан, что уже не знал, на каком он свете, и даже подумывал подать иск о компенсации. У него было такое чувство, что кто-то обязан за это раскошелиться. А кроме того, он чистил пескоструем стены в четырехквартирных домах в Отилиенборге в Тронхейме, это летом-то да в защитном костюме, да на солнцепеке, пачкотня такая, что и сравнить не с чем. Песок забивался повсюду и беспокоил еще недели спустя.
Руар прикреплял наклейки на мешочки с надписью «содержит грецкие орехи», наклеил их миллион на различные изделия Нидарской шоколадной фабрики. Кто-то забыл упомянуть про орехи в товарной декларации, и если бы от них заболел страдающий аллергией ребенок, например в семье адвоката Верховного суда, поднялась бы такая буча, что не обрадуешься.
Я сам тоже проработал несколько горячих деньков в качестве подсобного рабочего по монтажу портальных кранов. У мастера родом с севера, под началом которого я работал, все разговоры вертелись вокруг денег и касались непонятных мне вещей. Как подсобный рабочий я должен был подавать ему тяжеленные металлические пружины и другие вещи, какие ему могли потребоваться, забирался на качающиеся леса на восьмиметровой высоте. Иногда к мастеру заглядывали другие мастера и вели свои непонятные беседы. Запертый в громадном ангаре, я должен был слушать их вульгарные замечания, и кончилось тем, что я оттуда ушел.
Победителем стал некий малый, кого мы не знали, но с ним дружил Руар. Он на лето поступил работать на бойню. Ему велели надеть рабочий комбинезон и послали в подвал, находившийся под самым цехом для забоя скота. В потолке распахнулся люк, и вниз полетели потроха только что убитого быка. Малый должен был собрать потроха и сложить их в какой-то там контейнер. Сверху упали кишки. Еще теплые. Ему надо было смотреть в оба, чтобы они не попадали ему на голову. Это было похоже на какую-то компьютерную игру. У тебя есть три жизни, и ты должен отбежать с внутренностями, пока тебя не пришибло по башке непрерывно сваливающимися сверху новыми порциями. Заполнив один грузовик, ты получаешь передышку и зарабатываешь бонусные очки, затем все начинается сначала. Если же ты наберешь пятьсот очков, не потеряв ни одной жизни, ты получаешь кучу бонусных очков, а если тебя стукнет по башке три раза, ты вышел из игры.
Так оно было тем летом.
После продолжительного молчания, когда все погрузились в задумчивость и костер уже догорал, Ким заявил, что мы слишком мало поговорили о Дэвиде Бирне. Мартин и Ингве его поддержали. О'кей! Может быть, вы правы. Но ведь вас же никто не останавливает. Не моя задача все время предлагать новые темы. Что вы хотели о нем поведать? Выяснилось, что Ким хотел только напомнить, что Бирн хороший человек. Делал много добра. Надо будет взять это на заметку.
Одиннадцатый день
Сегодня опять вернулась чудовищная жара. Ребята работают мало или бастуют. Эгиль пришел в себя. Он стал более вменяемым. Но по-прежнему слаб. Он лежит в тенечке, а другие за ним ухаживают. Он не отказывается от кофе и курит. Хороший знак. По его словам, забравшись в джунгли, он почувствовал себя на грани безумия. Странное было ощущение. Его мучила жажда, было нестерпимо жарко, и голова плохо соображала. Наконец до него дошло, что он куда-то не туда забрел, и тогда он присел, чтобы собраться с силами. Он читал взятую с собой книгу. Сборник стихов Туа Фарсстрем «После ночи, проведенной среди лошадей». Автор — финская поэтесса, получившая впоследствии литературную премию Норвежского совета. Тогда мы этого еще не знали. Но теперь знаем. Страшно хорошие стихи… Тут вдруг Эгиль почувствовал, что эти стихи содержат карту острова Мануае, он встал и пошел, как показывала карта. Понятно, ничего хорошего из этого не могло получиться. В результате он еще больше заблудился в джунглях. Но все равно он твердо и нерушимо верил, что в стихах содержится карта. Он был не в себе, но не сознавал этого. Это было что-то страшное. Стихи могут содержать в себе многое, но они никак не могут быть картой. Теперь-то Эгиль это уразумел.
Я даю Эгилю попить водички и утешаю. Говорю, что с кем, дескать, не бывает! Эгиль говорит, что он хочет домой. С него хватит. Мало того, что он чувствует себя разбитым, у него еще и волдыри на ногах. Волдыри образовались, потому что он расчесал комариные укусы. Если их не обработать, это может очень плохо кончиться, но я смазал ранки бактробаном и говорю ему, что надо поспать. Эгилю кажется, что я не принимаю его всерьез. Если он отрежет себе ногу, тогда мы поймем и начнем относиться к нему по-человечески. Зря мы думаем, что он побоится отрезать себе ногу. Перед безногим открывается море разных возможностей, говорит он. Можно ковылять так, можно опираться на палку, сделать себе протез, научиться водить инвалидную коляску. Жизнь для него на том не кончится. Я говорю ему, что домой нам пока еще собираться рано. Так что давай-ка, мол, выбрось чепуху из головы! И чем скорее, тем лучше.