Никогда еще исход путешествия не бывал так благополучен. Самый заурядный пансион показался бы нам раем после этой мучительной поездки, но перед нами было место, какое попадается одно на целый миллион. Казалось, мы тряслись по этой дороге затем, чтобы, без задержки миновав современный мир, перенестись в иной, лучший, век, где «беззаботно пролетает время». Вскоре мы, сидя у камина, в сухом, уютном месте, потягивали херес. Мелькнули неясные очертания фигур каких-то пожилых людей, по-видимому, рыболовов - повсюду виднелось множество удочек и ведерок с форелью. Потом в комнате с низким потолком при свете лампы начался обед. Здесь не было всей этой ерунды: маленьких столиков, официантов с деланной улыбкой, разносящих блюда крошечными порциями. Мы сидели за длинным столом вместе с остальными постояльцами, а постояльцы эти и были шесть веселых рыболовов, и самые старые и веселые из них восседали с обоих концов стола. Перед ними ставились блюда: огромные суповые миски, целые оковалки баранины - и они с шутками все это разделывали и разрезали. Обед - из простой, без выкрутасов, и обильной пищи - удался на славу, компания была и того лучше. Уже много лет не доводилось мне провести за столом время так необычно и с таким удовольствием. Как будто кто- то затеял сочетать «Справочник рыболова» с «Записками Пиквик- ского клуба». Там, над озером, таким далеким, словно оно лежало в глубине другого континента, сгустился туман и темнота окутала холмы. Здесь, в мягком, ласковом свете лампы нам было уютно; все еще наполовину ошеломленные, слыша рев ветра и дождя в своих ушах, мы ели, пили и слушали, как во сне.
Все это я увидел в ясном свете утра. Рассеивался туман, на озеро падал слабый солнечный свет, и при виде жареной форели и бекона, которые раздавали два самых старых рыболова, текли слюнки. Наступило всего лишь утро следующего дня, и все же, когда я попытался представить себе события прошлой ночи, они казались мне похожими на сон. Поездка, само озеро, таверна, шесть старых рыболовов - все это больше напоминало какую-то счастливую главу из старинной неторопливой сказки, нежели кусочек реальной жизни. Я почти не могу поверить, что эта долина и озеро есть на карте, что в каком-нибудь справочнике с адресами отелей можно отыскать эту таверну. Кажется, что это отдаленное место проскользнуло через трещинку во времени и промчавшиеся годы не коснулись его, с его старинным духом беззаботности, учтивости и доброжелательства. Здешние постояльцы, шесть старых рыболовов, не были частью реального мира. Я думаю, они были - или пусть когда-то были - учителями, врачами, музыкантами, но их можно было представить себе только рыболовами - никем другим. Рыболовами, которые вечно живут в этой таверне, спускаются не спеша по утрам к своим лодкам, возвращаются вечером с форелью, режут баранину и, сгрудившись вокруг освещенного стола, рассказывают по очереди длинные, неторопливые истории вроде тех, что занимали целые главы в наших старинных романах. Один из них, тот, что разделывал баранью ногу, приезжает сюда по крайней мере лет сорок, другим эти места знакомы, видно, лет двадцать-тридцать. Не то чтобы они не знали никаких других мест. Они делились воспоминаниями о далеких маленьких озерах Шотландии, безвестных ирландских речках, обо всех тех местах, где водятся форель и лосось. Всякий раз они называли друг другу приметы, давали точные указания, по которым можно было отыскать то или иное место, вспоминали названия гостиниц и имена их владельцев и егерей.
Они говорили так, словно жизнь наша длится тысячу лет, славных лет, в которых только и есть, что солнечный свет, туманы, плещущаяся вода, выпрыгивающая из воды рыба и дивные часы, проведенные за ужином. В джазовом ритме наших лет они явили мне вновь ту серебряную нить мирных и тихих дней, какие давным-давно знавал Исаак Уолтон. В конце концов, я тоже стану когда-нибудь рыболовом. Я вновь найду дорогу к этой таверне, на этот раз - чтобы стать одним из членов этого собратства. И может быть, с помощью удочки мне тоже удастся ускользнуть от времени. Но даже сейчас все это кажется уже нереальным, и я чувствую, что не смогу отыскать вновь этого озера и этой таверны. А к тому времени, как я состарюсь, я уверен, что они исчезнут вообще.
(№ 33, 1973)
Перевод с английского
Эрнест Хемингуэй
Эрнест Хемингуэй во время своей работы в Канаде корреспондентом газеты «Торонто стар уикли» написал целый ряд очерков о рыбной ловле и охоте. Много лет спустя, уже после смерти писателя, они были изданы в США отдельной книгой. Помещаемый нами очерк впервые был напечатан в «Торонто стар уикли» в ноябре 1923 года.
Билли Джонс поехал навестить одного французского финансиста. Он живет около Довиля и имеет собственную речку для ловли форели. Финансист очень толстый. Его речка очень тоненькая.
- Ах, мосье Джонс, я покажу вам, как удят рыбу, - мурлыкал финансист за чашкой кофе. - У вас, в Канаде, ведь тоже есть форель, не правда ли? Но здесь! У нас здесь, в Нормандии, просто чудесная ловля форели. Я вам ее покажу. Будьте спокойны. Вы ее увидите.
Финансиста следовало понимать буквально. Обещая показать Билли уженье, он представлял дело так: Билли будет смотреть, а финансист удить. Они пошли к речке, и уженье началось. Это было жалкое зрелище.
Если бы снять и разложить по полкам все, что нацепил на себя финансист, товару хватило бы на целый спортивный магазин. А если положить в ряд всех мушек из его коллекции, они растянулись бы от Киокака в Иллинойсе до Париса в Онтарио. Стоимость его удочки позволила бы покрыть существенную часть межсоюзнического долга или разжечь революцию где-нибудь в Центральной Америке.
Финансист забросил в речку мушку, тоже довольно противную на вид. Через два часа он поймал форель. Финансист пришел в восторг. Форель была восхитительной, целых пять с половиной дюймов в длину, отменная по своим пропорциям.
Смущало только одно - какие-то странные черные пятна на боках и брюшке.
- Я не думаю, что она здоровая, - сказал с сомнением Билли.
- Здоровая? Вам кажется, что она нездоровая? Эта прекрасная форель? Так она же чудо! Разве вы не видели, как отчаянно она боролась, пока я не подцепил ее сачком?
Финансист был взбешон. Чудесная форель лежала в его большой жирной руке.
- Но что значат эти черные пятна? - спросил Билли.
- Эти пятна? О, абсолютно ничего. Может быть, это от глистов. Кто знает? Они есть у всех наших форелей в это время года. Но не пугайтесь, мосье Зшонс. Посмотрим, что вы скажете, когда попробуете эту очаровательную форель за завтраком.
Вероятно, близость Довиля испортила речушку финансиста. Многие считают, что Довиль - это какая-то комбинация Пятой авеню в Атлантик-Сити и Гоморры. На самом деле это морской курорт, ставший настолько популярным, что уважающие себя люди не едут туда, а те, кто едет, наперебой тратят деньги и принимают друг друга за герцогинь и герцогов, знаменитых боксеров, греческих миллионеров и известных актрис.
Где ловля форели в Европе действительно хороша, так это в Испании, Германии и Швейцарии.
В Германии самое трудное - это достать разрешение на ловлю рыбы. Все рыбные водоемы сдаются в аренду на год. Если вы хотите удить, то должны сначала получить разрешение у человека, арендовавшего реку. Потом надо вернуться в город и добыть разрешение властей, а уже после этого взять разрешение у землевладельца.
Если у вас всего две недели для рыбной ловли, то вы потратите почти все это время на получение всяких разрешений. Куда легче просто захватить с собой удочку и ловить, когда попадется хорошая речка. Если кто-нибудь станет протестовать, начинайте доставать из кармана марки. Если протесты не утихнут, опять доставайте марки. Попробуйте держаться такой политики достаточно долго, и протесты в конце концов прекратятся, вам позволят продолжать уженье.
Но если запас марок иссякнет у вас раньше, чем утихнут протесты, вы, вероятно, попадете в тюрьму или больницу. Поэтому хорошо иметь долларовую бумажку. Достаньте эту бумажку - ставлю десять против одного, что ваш противник падет на колени в позе глубочайшей благодарности, а поднявшись на ноги, оставит рекордный вклад в сберегательной кассе южных немцев - толстом и добротном шерстяном чулке ручной вязки.