— А что? Ведь действительно зоны — это рационально.
Меня поддержал Любимов. Он предложил достать блокноты и думать с карандашом в руках. В итоге все пришли к убеждению, что воздушную дорогу от аэродрома до цели необходимо в период операции разбить на зоны и держать под своим контролем.
Так как «мессершмитты» чаще всего шныряют у переднего края, решили выслать туда впереди штурмовиков небольшую группу наиболее отчаянных летчиков-истребителей. Эта группа должна сковывать воздушного противника и при возможности открыть ворота через передний край домой. Истребители непосредственного прикрытия пойдут со штурмовиками до цели. Безопасность возвращения домой обеспечат патруль, высланный к заливу, и поднятое над аэродромом дежурное звено или пара. Договорились держать строй и вести воздушный бой слетанными парами. Пары же обеспечивают собственное прикрытие.
Утром прилетел Ермаченков. Любимов доложил ему суть коллективной разработки прикрытия операции «Чаплинка». Генерал внимательно разглядывал схему расстановки сил эскадрильи.
— А ведь вы — молодцы. А? — похвалил Ермаченков, — Честное слово, молодцы. Мои, да и я, признаться, до этого не додумались. Значит, ты ведешь шестерку непосредственного прикрытия, забираешься с Аллахвердовым повыше, ближе к «илам» останется четверка Минина. Не мало ли? Возможно погулять над передним краем хватит одной пары Авдеев-Филатов, а парой Щеглов-Николаев усилить твою группу?
— Не нужно, товарищ генерал. Тут все продумано и каждым взвешено. Четверка подо мной будет сильная: старший лейтенант Минин в паре с уже обстрелянным сержантом Макеевым и старший лейтенант Касторный с сержантом Платоновым, тоже не плохим пилотом.
— Ладно, — согласился Ермаченков. — Утверждаю.
Прилетел на У-2 капитан Губрий, командир эскадрильи штурмовиков. Тоже батько, второй батько в черноморской авиации. Но это не главное, чем был знаменит капитан. Его отвага и боевое мастерство в небе Балтики принесли немало побед в борьбе с белофиннами. О нем рассказывали легенды, ему стремились подражать на земле, в воздухе и не только молодые пилоты, но и мы, уже имевшие какой-то боевой опыт первых недель Великой Отечественной войны.
Когда капитан Губрий расстегнул куртку, на груди его сверкнула Золотая Звезда Героя Советского Союза. Сам же герой в это время скрупулезно и деловито уточнял с истребителями место и время встречи в воздухе, знакомился с тактикой взаимодействия в районе цели и по маршруту.
Губрий заторопился — пора возвращаться на свой аэродром. Когда провожали его, невольно думалось: «Так вот каких отчаянных, храбрых ребят предстоит нам прикрывать завтра!» От сознания этого операция «Чаплинка» казалась еще более ответственной, более значимой.
Наша четверка прилетела на передовую за две-три минуты до пересечения линии фронта штурмовиками и группой прикрытия. Еще на земле условились лейтенант Щеглов и сержант Николаев будут держаться ближе к Каркинитскому заливу на высоте две-две с половиной тысячи метров, мы с Филатовым — на пятьсот-восемьсот метров выше и восточней.
Над совхозом «Червоный чабан» метров на триста ниже нас показались «мессершмитты». Двенадцать штук. Если бы они держали курс на восток, можно было бы отойти в сторону, чтобы не заметили. Но их нелегкая несла именно туда, где вот-вот покажутся штурмовики.
Пришлось вступать в бой вдвоем — пара Щеглова патрулировала над местом прохода группы. Сразу решили — главное, втянуть противника в драку, задержать, дать возможность своим штурмовикам выполнить все что намечено операцией «Чаплинка», а потом… Потом, когда наши будут возвращаться с победой, как-нибудь выберемся.
Как-нибудь выбраться не удалось. Немцы увидели, что русских всего двое против двенадцати. Они приняли нас за легкую добычу и каждый стремился поживиться первым.
Дорого же вам обойдется эта «легкая» добыча, черти желтобрюхие! Нас-то двое, но вы еще не знаете, чего стоит каждый русский летчик в воздухе.
Бой превратился в сплошную неразбериху и погоню друг за другом. Перед глазами замелькали хвосты, желтые животы Me-109, дымовые и светящиеся пулеметные трассы. Сзади на «яках» и «мессершмиттах» опознавательных знаков не видно, а отойти в сторону никто не решался. Чехарда затянулась. Филатов непрерывно оглядывался на свой хвост. Иногда казалось, что голова его делает круговые обороты. Он едва успевал за мной при неожиданных резких движениях и атаках противника.
Как долго длилась эта игра со смертью в «объятиях» двенадцати вражеских стервятников? Тогда показалась вечностью…