Но, как известно, самые хитроумные теоретические положения рушатся на практике.
«Зет» был не из тех, кого можно было заманить в ловушку, испугать лобовой атакой, заставить нервничать.
Это был достойный противник.
Здесь было над чем поломать голову.
А началось все так.
Было это вечером. Солнце садилось. Черные бесконечно длинные тени на Херсонесе делали аэродром трудно просматриваемым со стороны позиций противника и его дальнобойная артиллерия умолкала. Наступало благодатное время для работы нашей бомбардировочной и штурмовой авиации.
Первыми поднялись в воздух истребители первой эскадрильи. Через три-четыре минуты появилась дюжина «мессершмиттов». Внизу в это время взлетали штурмовики майора Губрия.
Восьмерка «яков» встретила «мессеров» над морем. Наши быстрые, неожиданные атаки, точно рассчитанные маневры втянули немецких летчиков в бой и им стало не до штурмовиков. И тут откуда-то с большой высоты, в стороне от дерущихся, коршуном устремился к земле никем до этого не замеченный еще один Me-109. Он поджег взлетавший штурмовик и ушел на малой высоте в море. Я и Данилко попытались перехватить его на выходе из пике, но нас опередила вывалившаяся из боя четверка «мессершмиттов» и прикрыла своего охотника, на фюзеляже которого мы отчетливо рассмотрели черную букву «зет».
В эскадрилье, все, что происходило днем, по старой традиции обсуждалось за ужином. На этот раз предмет том разговора был «зет». Говорили пока как о случае. Капитан Алексеев сидел молча, задумавшись.
— Что зажурывся, козаче? — спросил его батько Ныч.
— Да так, — отозвался Алексеев нехотя. Потом тронул меня за рукав, сказал: — Знаешь, этот «зет» украл мой фокус. Действовал точно так, как я отучал «мессеров» прочесывать наш аэродром…
На рассвете седьмого июня четыре капитана — Данилин, Алексеев, Катров и я сопровождали штурмовики в район Балаклавы. Только отошли в море, чтобы незамеченными подойти к позициям 30-го немецкого корпуса, как на наших глазах вся подкова линии фронта обозначилась со стороны противника вспышкой. Черные султаны взрывов поднялись на наших позициях. Артиллерийская канонада нарастала. Такой еще не было за всю оборону города. Над северным сектором фронта и над Севастополем большими стаями плыли гитлеровские бомбардировщики. В небе пестрели белые дымки от взрывов зенитных снарядов. Особенно сильная бомбардировка была у Камышлы и у Мекензиевых гор.
В начале июня сотни немецких самолетов обрушились на Севастополь. За шесть дней гитлеровцы сбросили на город 50 тысяч фугасных и зажигательных бомб. Тысячи и тысячи снарядов рвали камень, бетон, железо. Время от времени в адский рев, стоящий над Севастополем, вливался мощный, рвущий барабанные перепонки гром — это вступила в дело гигантская осадная пушка «Дора», сделанная когда-то для того, чтобы крушить мощные укрепления линии Мажино, а теперь доставленная специально под Севастополь. Ствол ее имел в длину около 30 метров, а лафет достигал высоты трехэтажного дома. «Потребовалось около 60 железнодорожных составов, — рассказывал впоследствии фон Манштейн, чтобы по специально проложенным путям доставить это чудовище на огневую позицию».
И вот вся эта огненная мощь обрушилась на Севастополь, чтобы раздавить, смять его последних защитников.
А город стоял…
«Ильюшины» развернулись к берегу чуть дальше Балаклавы. Теперь им не нужно было искать цель. Она открыта. Штурмовики сбросили бомбы на артиллерийские батареи и начали их обстреливать. Появились десять Me-109. Мы связали их боем и не допустили к штурмовикам. Один все же оторвался от общей свалки, попытался атаковать Ил-2, но его вовремя заметил Алексеев и сбил. Второго Me-109 сбил я. И еще один горящий гитлеровец упал в горы, а кто поджег его, не заметили. Остальные «мессершмитты» вышли из боя.
На обратном маршруте мы снова наблюдали артиллерийскую канонаду и непрерывную бомбежку наших позиций, укреплений, портов и города. И никакого переднего края и самого Севастополя не было уже видно. Все скрылось в густой белесо-желтой пыли и в дыму.
Несколько часов вокруг гудело, выло и грохотало. Отразить массированные, волна за волной налеты авиации на Севастополь не было никакой возможности — не хватало ни истребителей, ни зенитных орудий. Потом огонь ослаб, и немцы двинули в наступление танки и пехоту.
Таких боев еще не видывала история.
Яростно, молча дрались люди за каждый дом, камень, улицу.