Наша боевая слава родилась в осажденной Одессе. Мы никогда не забудем Беришвили. Он сбил в небе два самолета противника, у него кончился боезапас, но когда стала угрожать опасность его командиру — Демченко, наш друг, не раздумывая, пошел на свой последний таран.
Вы храбро дрались под Перекопом. Мы не забудем подвиг сержанта Соколова. Его самолет при штурмовке был подбит зенитным снарядом и загорелся над территорией, занятой противником. Соколов предпочел героическую смерть немецкому плену — на пылающей машине врезался в автоколонну врага.
Севастополь — это и наша боль, и наша гордость. Вспомните, друзья, только один день — 17 декабря 1941 года. Тогда вы сбили над городом девять вражеских машин. А сколько таких дней было!.. Вам ли мне о них рассказывать.
Как и о боях на подступах к Новороссийску. Только в марте вы уничтожили 36 гитлеровских самолетов…
Я называл живых и мертвых. И это было правильно: мы жили одной семьей, и каждый, павший в бою, завещал нам и свою любовь, и свою ненависть.
— Сейчас мы сражаемся за освобождение родного Крыма. Я знаю — гвардейцы не подведут!..
Мощное «ура!» раскатилось над аэродромом.
Расходились люди как-то тихо, торжественно. Что же — их можно было понять: я поневоле затронул их незажившие раны, вспомнил друзей, которые совсем недавно были еще с нами…
Днем привезли почту. Газета «Черноморский летчик» поздравила нас: «Боевой краснофлотский привет летчикам-гвардейцам, отмечающим сегодня славную вторую годовщину со дня присвоения высокого гвардейского звания!»
Были в газете и стихи:
Ребята улыбались: слишком несовершенными, даже для неискушенного читателя, были эти строки. Наверное, их сочиняли вчера прямо ночью, прямо в номер. Сочиняли искренне, хотели нас порадовать.
А всего через сорок минут прозвучала команда боевой тревоги:
— По самолетам!
Истребители выруливали на старт, взлетали и брали курс в сторону Крыма.
Штурмовик подбит над целью
Бывает, что и сухие строки звучат как музыка. Например, как вот эти: «Вечером 10 апреля командующий Отдельной Приморской армией генерал Еременко А. И. по согласованию с представителем Ставки Верховного Главнокомандования Маршалом Советского Союза К. Е. Ворошиловым отдал приказ о переходе в наступление. В связи с тем, что противник стал поспешно отводить свои основные силы, командующий армией приказал артиллерийское обеспечение наступления проводить методом коротких, но сильных артиллерийских огневых налетов. Одновременно на 4-ю воздушную армию была возложена задача мощными ударами штурмовой и бомбардировочной авиации поддержать наземные войска… Авиация Черноморского флота должна нанести ряд ударов по плавсредствам противника в порту Феодосия». А это уже «по нашей части». Что ж, — не подведем!
Утром разворачиваем «Правду». Статья Леонида Соболева: «Словно какая-то сила восторга, торжества и жажды окончательной победы несла людей на траншеи, доты, на орудия и пулеметный огонь отчаянно сопротивлявшегося врага, несла вперед — к Севастополю».
У нас, летчиков, крылья были всегда. Но что-то, наверное, случилось и с нами: такого внутреннего, духовного подъема в полку никогда не было. Люди буквально рвались в бой. Готовы были летать непрерывно. Днем и ночью, лишь бы приблизить час разгрома врага.
Крылом к крылу мы шли в атаки вместе с бомбардировщиками и штурмовиками. Мы делали одно общее дело и вместе переживали и победы, и неудачи друг друга. И уже нельзя было сказать, чьими подвигами мы более гордились после проведенных операций — «своими» или «чужими». Теперь все было «нашим». Вот почему мы так переживали случай, происшедший с экипажем штурмовика Ил-2, который вел лейтенант Николай Астахов. Произошло все это 8 апреля в районе Армянска.
«Ил» уже выходил из атаки, когда за спиной Астахова раздался оглушительный взрыв. Николая взрывной волной сильно прижало к штурвалу.
«Прямое попадание, — пронеслось в мозгу командира. — До своих не дотянуть…»
Штурмовик коснулся земли, подпрыгивая и переваливаясь с боку на бок, прочертил черную полосу и наконец замер.