Итак, с гитлеровской группировкой в Крыму было покончено.
Наш вклад, летчиков, в эту победу был и весомым, и зримым. Несмотря на то, что советская авиация в операции по освобождению Крыма имела решительное превосходство над авиацией противника, в ходе боев, вплоть до освобождения Севастополя, ей пришлось вести напряженную борьбу за господство в воздухе. Иначе нельзя было рассчитывать на эффективную поддержку наступающих войск.
О напряженности битвы за господство в воздухе лучше всего свидетельствуют данные о потерях вражеской авиации: в период операции противник потерял 582 самолета.
Только в период подготовки и штурма Севастопольского укрепленного района авиацией 8-й воздушной армии было уничтожено в воздушных боях 133 и на аэродромах 137 самолетов противника. Это были весьма ощутимые удары.
Немцы вынуждены были каждую неделю пополнять парк своей авиации. Особенно активно наша авиация действовала по аэродромам Херсонес и Шестая верста. Большими группами здесь наносились удары десятки раз. Были выведены из строя почти все самолеты, находившиеся на этих аэродромах.
Немецкие летчики на Херсонесе не знали покоя ни днем, ни ночью, быстро теряли боеспособность. Фашистское командование вынуждено было менять экипажи на мысе Херсонес каждые 5–7 дней.
Особенно ожесточенной борьба с авиацией противника началась с 15 апреля, после выхода наших войск к Севастопольскому укрепленному району. Немецкие летчики дрались упорно, с отчаянием обреченных. Несмотря на наше численное превосходство, были случаи, когда им удавалось даже сбивать наши штурмовики Ил-2. Этому нужно было положить конец. В каждом полку авиационного корпуса были выделены по 2–3 пары лучших истребителей-охотников, которые наводили ужас на немецких летчиков. Наши самолеты-истребители непрерывно барражировали в районе аэродрома Херсонес и на выявленных маршрутах полета немцев — над долиной реки Бельбек. Нередко «яки» уничтожали фашистские самолеты на взлете и при посадке.
Часто мы ставили немецких летчиков в такое положение, что, не имея возможности произвести посадку на Херсонесе (он был блокирован нашими истребителями), они уходили на аэродромы Румынии. Но, не долетев до нее, находили конец на дне моря.
8-я воздушная армия за период с 19 апреля по 12 мая совершила более 19 тысяч самолето-вылетов. За время штурма Севастопольского укрепленного района она сбросила на врага 2250 тонн авиабомб, 29 000 противотанковых бомб, выпустила по врагу 5292 реактивных снаряда, 263 000 пушечных снарядов.
При штурме Севастопольского укрепленного района авиация применялась с исключительным успехом. Действия ВВС характеризовались высокой активностью и четким взаимодействием с наступающими войсками.
Родина высоко оценила заслуги летчиков. Почетное наименование Севастопольских получили многие авиационные полки. Им также был удостоен и 6-й гвардейский истребительный полк, который во время боев за освобождение Севастополя произвел более 400 вылетов на сопровождение штурмовиков. В воздушных боях, а их было более двадцати, мы сбили 19 фашистских машин.
Почти все летчики полка были награждены орденами и медалями.
Но не о наградах я думал, стоя над обрывом Херсонеса.
Торжествовала великая правда нашего дела. Торжествовала правда Победы. Пусть жестокая. Но разве мы вызывали эту жестокость? Разве мы жгли чужие села, вешали, истязали мирных жителей?!
Пришедший к нам с мечом — от меча и погибнет!
И СЧАСТЬЕ И БОЛЬ
Варвары XX века
Сердце колотилось от радости, когда из всех армейских репродукторов разносилось такое долгожданное сообщение:
«Войска 4-го Украинского фронта при поддержке массированных ударов авиации и артиллерии, в результате трехдневных наступательных боев прорвали сильно укрепленную оборону немцев, состоящую из трех полос железобетонных оборонительных сооружений, и несколько часов тому назад штурмом овладели крепостью и важнейшей военно-морской базой на Черном море — городом Севастополь».
Свершилось!
В Севастополь мне удалось попасть только через день: заботы в полку отнимали почти все время.
И сразу — как удар ножа — воспоминания о тех минутах, когда мы покидали город.
Помню строки из своих записок:
«Да, теперь можно об этом сказать: нас душила ярость. Слова утешения о том, что мы выполнили свой долг, что Севастополь перемалывал лучшие фашистские дивизии, что он выполнил свою задачу, признаюсь, плохо доходили до нас.
Мы видели корчащуюся в огне Графскую пристань, развалины его когда-то словно сотканных из легенд и героики проспектов, иссеченную осколками бронзу памятников, развороченные, вздыбленные, несдавшиеся бастионы.