Многие строки невозможно спокойно читать. Матери, жены, дети погибших, бывшие узники… Их боль лишь на время утихала. Суд с новой силой растревожил никогда не заживающие душевные раны.
Анна Петровна Харитонова к письму, присланному из Алушты, приложила справку из Госархива, в которой говорится: «По материалам Чрезвычайной комиссии по расследованию злодеяний, совершенных немецко-фашистскими захватчиками в период временной оккупации Крыма (1941–1944 гг.), в списках граждан, расстрелянных по Симферопольскому району, под № 185 числится Панков Петр Ефимович, директор школы, под № 186 — Панкова Тамара Михайловна, учительница, под № 187 — Панков Геннадий Петрович, учащийся».
Анна Петровна пишет: «В справке почему-то ничего не сказано о сестре Софье, ей тогда был 21 год. Она тоже погибла в том же концлагере, на территории совхоза „Красный“.
Вот уже 25 лет я работаю, как и мои родители, в школе. Только труд помогает мне бороться с пережитым горем.
Не исключено, что кто-то из подсудимых убивал моих родных. Требую самой суровой кары над ними».
«В этом концлагере замучили моего брата Василия, — пишет жительница Симферополя Варвара Прохоровна Охременко. — Его вытащили из колодца 21 апреля сорок четвертого года, а 22 были похороны. И я там была с больной матерью. Она инвалид первой группы, не ходила. Упросила отвезти ее на коляске. А я носила воду консервной банкой и обмывала лицо брата… Такой кошмар не забудешь».
Леонид Пантелеевич Банскалинский просит трибунал выслушать его, так как он является не только очевидцем злодеяний, совершенных фашистами и их прихвостнями в концлагере, но и сам там на всю жизнь получил зарубку. Он попал в лагерь смерти вместе с другими молодыми подпольщиками Ялты. Бывшие узники В. Гончарук, А. Золотых, А. Степаненко видели, как их товарища, 16-летнего комсомольца Леонида Банскалинского за попытку к бегству один из карателей плеткой бил по лицу. «Хлыст палача попал парнишке прямо в глаз, — утверждает А. Степаненко. — Окровавленного Леонида поволокли в тифозный барак, где никто никого не лечил».
А это из Феодосии:
«Пишу письмо и не могу сдержать рыданий, — сообщает Лидия Ефимовна Пахомова. — Нашего брата Костю увезли в лагерь в сентябре 1943 года вместе с другими подпольщиками — Богдановой, Шепелевой. Мать тут же поехала узнать, но за колючей проволокой стояли добровольцы. Очень даже возможно, что тот или другой из подсудимых и бросил брата в яму…».
«Я не знаю, чья проклятая рука оборвала жизнь моих родных: матери Натальи Ивановны, отца Андрея Дмитриевича, дяди Александра Дмитриевича, — сообщает жительница областного центра Нина Андреевна Андрющенко. — Их забрали в гестапо 18 сентября 1943 года, а 10 октября расстреляли.
Может, это сделали те, что сидят сейчас на скамье подсудимых? Ведь и они осиротили столько семей, эти проклятые подонки, уничтожив прекрасных людей. И потому им — самая суровая кара!»
Каждая строка писем дышит гневом.
«Я волнуюсь и не могу складно написать, — пишет Екатерина Дмитриевна Дундук, потерявшая мужа. — Да и как можно спокойно говорить о наболевшем. Ведь эту боль я ношу почти 30 лет. Пусть моя израненная душа хоть в какой-то мере подскажет вам, судьи, какой выбрать приговор».
«Можно рассказывать до бесконечности, как фашисты и их пособники жгли наши села, бросали детей за ноги в огонь, а по остальным давали очередь из автомата, — вспоминает, словно кошмарный сон, Елена Егоровна Макеенко, у которой расстреляли отца, мать, сестру, а брат погиб на фронте. — Я пронесу эту боль в сердце через всю жизнь. И таких много. Потому и счет палачам велик. Поэтому и получить они должны сполна…».
Председатель Трибунала зачитывает документы об итогах эксгумации останков жертв фашизма, расстрелянных в урочище Дубки, акты судебномедицинской экспертизы и республиканской Комиссии по расследованию преступлений, совершенных гитлеровцами, их пособниками из 152-го добровольческого батальона СД на территории лагеря смерти в совхозе «Красный».
К микрофону подходит Мария Севастьяновна Скороит и начинает свой горестный рассказ. У нее был сын. Звали его Сергеем. Ее надежда и опора. Фашисты арестовали его здесь, в Симферополе, незадолго до прихода наших войск. Матери удалось его увидеть еще раз после этого. Старушка крепится, закрывает глаза. Сейчас ей вновь видится сын. Двадцатидвухлетний, полный сил…