… Сильно штормило. Пассажиров «Львова» укачало. Особенно мучились те, кто редко бывал на море. На ногах стояли только Ныч и Бугаев. У турецких вод с наступлением темноты теплоход взял курс на Севастополь. От качки начала изнемогать команда. Бугаев ушел помогать в кочегарку, как бывало юнгой на «Челюскине». Ныч стоял на капитанском мостике.
К утру море немного успокоилось. Облака поднялись, местами в разрывах голубело небо. Вскоре увидели полоску берега. Из-за тучки вывалился немецкий гидросамолет, поспешно сбросил торпеды и снова скрылся. Торпеды в теплоход не попали. Откуда-то появился наш истребитель Миг-3. Люди, наблюдая за самолетом, переговаривались. Более получаса вертелся он впереди – то уходил в облака, то неожиданно выскакивал оттуда, снижался, кружил над серыми волнами. Потом на смену Миг-3 пришла пара Як-1. На самом краю Херсонесского мыса показался маяк. Вправо от него в сторону Балаклавы – рыжий обрыв берега. – Вот он, товарищ комиссар, наш дом родной, – сказал Бугаев, глядя на маяк. Он только что вылез на ветерок из кочегарки, раскрасневшийся, глаза от жары и бессонной ночи сузились.
В Севастополь прибыли благополучно, а разгружаться на Угольной пристани пришлось под бомбежкой. Но все остались целы. «Юнкерсы» налетали дважды и оба раза наши истребители и зенитки заставляли их сбрасывать бомбы куда попало.
Ныч собрал своих подопечных. После такого путешествия сделал перекличку. Летчики, механики, мотористы и оружейники – все были налицо. Когда пришли автомашины, Ныч отдал Бугаеву свой чемоданчик, назначил Шилкина старшим группы и отправил всех на Херсонесский аэродром в распоряжение полковника Юмашева, а сам уехал в штаб ВВС. В штабе майор Савицкий показал Нычу на дверь командующего. – Велел доложить ему лично, – сказал он.
Накануне генерал Остряков, закончив дела в Новороссийске, побывал на нескольких аэродромах Кавказского побережья, а сегодня утром прилетел с Наумовым в Севастополь. Стоянки их самолетов на Херсонесском аэродроме были рядом со стоянками 5-й эскадрильи.
Остряков и Наумов зашли в штабную землянку. Их встретил лейтенант Мажерыкин. Из-за стола/сколоченного из ящиков, вскочил краснофлотец. Я в это время был в воздухе. Патрулировал над главной базой.
– Передайте командиру, – сказал Остряков, – сегодня прибудет к вам пополнение и комиссар.
И вот он, затянутый в реглан, батько Ныч, стоит у порога его кабинета, рапортует о прибытии теплоходом «Львов» того самого пополнения, которое так ждут и штурмовики, и бомбардировщики, и истребители.
Остряков вышел из-за стола, подошел к Нычу и протянул ему руку.
– Рад снова видеть тебя, Иван Константинович, на земле севастопольской.
Он усадил Ныча в кресло, пододвинул поближе стул и сел напротив.
– Вижу вымотало тебя в дороге, отдохни минутку, задерживать не стану, заговорил Остряков. – Скажи, Иван Константинович, как лучше всего освободить сейчас командира эскадрильи от наземных хлопот?
– Думаю, товарищ командующий, эти хлопоты можно целиком переложить на нелетающих комиссаров и адъютантов эскадрильи.
– Верно думаешь. А если комиссар – летчик, справится один адъютант?
– Какой адъютант, а вообще адъютанту такая тяжесть не под силу, сказал Ныч. – Ему, как начальнику штаба эскадрильи, нужно бы иметь в таком случае писаря и помощника по хозяйственной части. Ну, вроде старшины подразделения. По штату таких единиц нет, но их можно всегда подобрать из сержантов – механиков или оружейников.
– Правильно, Батько, – поддержал Остряков. – А так как ваша эскадрилья является здесь основной боевой единицей на скоростных истребителях, то, хоть и не летаешь ты, Иван Константинович, а писарем и старшиной придется обзавестись. Людей у вас прибавится, а самолетов мало. И не потому, что невозможно каждому летчику дать свой самолет. Просто ставить эти самолеты негде На одном истребителе будут летать два, а то и три летчика. Механикам придется работать посменно. По сути ваша эскадрилья – это половина полка. Теперь скажи, в чем нуждаетесь.
– Без нужды не живем, товарищ генерал. Но сказать пока ничего не могу.
Ныч наморщил лоб. Убийственно хотелось спать, никак не мог сосредоточиться, от этого ему неудобно было перед командующим.
Остряков с любопытством выжидал, смотрел на Ныча. Он умел ждать, пока собеседник соберется с мыслями.
– Что ж, скажешь потом. На аэродроме я бываю часто, увидимся. Никаких задач для эскадрильи разъяснять тебе не буду. Ты сам их прекрасно знаешь и разъяснишь любому. Еще не обедал? Сходи в нашу столовую, подкрепись. Да отоспись с дороги.
Остряков проводил батьку Ныча до дверей, сказал на прощанье несколько душевных слов и не сошел с места, пока за Нычем не закрылась дверь. Так Батько появился у нас на Херсонесе.
Ранние холода добрались и до Крыма. Аэродром продувало со всех сторон. Ветер высвистывал в голых кустах Небо, сплошь затянутое серыми облаками, низко висело над продрогшей землей и стонущим морем. Несколько дней самолеты не поднимались в воздух. Лишь звено штурмовиков попыталось без прикрытия прощупать Ялтинское шоссе. Бреющим «илы» вышли в намеченный пункт, хорошо поработали над автоколонной противника, а домой едва добрались: пошел сильный дождь, не стало ни земли, ни неба.
С рассвета и до темна ждали у моря погоды и летчики 5-й эскадрильи. Кто коротал время в крытом капонире– помогал своему механику в доводке нового самолета, а кто в землянке отсыпался, или писал письмо на родину.
– Что будем делать, комиссар? – спросил я батьку Ныча.
– Нужно занять людей. Одни политбеседы могут в зубах навязнуть.
– С завтрашнего дня начнем учебу. Да-да. Самую настоящую учебу по мотору и самолету, по теории воздушной стрельбы, особенностям пилотирования над морем, штурманское дело… Можерыкин! – позвал я начальника штаба… Вот что, позвони инженеру, пусть идет сюда. И позови Алексеева. Сейчас будем составлять расписание занятий на завтра.
– Командующий, – настораживающе сказал Ныч. Глянул в окно – у домика остановился серый ЗИС-101. Я вышел встретить генерала. Остряков, пожав руку, пригласил пройтись.
– Что скажете, Авдеев, если мы заберем у вас капитана Сапрыкина? спросил командующий.