К счастью, диагноз врачей оказался ошибочным.
Направляющая рука и доброе, сострадательное сердце Михаила Яковлевича Пустынина помогли нам, начинающим в самом начале трудного творческого пути.
С тех пор я стал на многие годы автором-крокодильцем.
КТО С ЧЕГО НАЧИНАЕТСЯ
В день сорокалетнего юбилея журнала «Крокодил, сатирики сошлись в клубе за длинными столами, обильно нагруженными снедью и веселящими напитками.
Мне, молодому крокодильцу, прибывшему из далекого Крыма-, ни пить, ни закусывать не хотелось. Я жаждал поговорить со многими знакомыми и незнакомыми собратьями по веселому перу, съехавшимися на праздник со всех концов страны.
В небольшом коридорчике собралась группа смехачей. Реплики, гомерический хохот. В центре «заводилой» — небольшого роста человек.
— Ты не знаком с ним? — спросил Виктор Ардов. — Остроумнейший человечина! Пошли!..
Ардов легко уволок «заводилу» от хохочущей компании и представил нас друг другу.
— В литературе Эмиль Кроткий. В жизни, — наоборот. Зубаст и агрессивен. Не советую попадаться ему «на зуб»!..
Кто же не слыхал об Эмиле Кротком! Его эпиграммы, афоризмы заполняли сатирические журналы от «Сатирикона» до наших дней.
Я был несказанно рад новому знакомству.
Эмиль Кроткий — подвижный, юркий, с быстро меняющейся мимикой — от озорной улыбки до запрятанной от посторонних глаз грустинки — напоминал веселого меланхолика. (От Ардова я знал о неустроенной личной жизни Кроткого, его вечных заботах.)
Услышав мою фамилию, Эмиль Кроткий комично пожал плечами: дескать, ничего оригинального. Ну читал мои басни и эпиграммы в журнале, — ну и что?..
Мне сделалось неловко.
Кроткий улыбнулся: может быть, от него ждут экспромта? (Кстати, от него всегда ждали веселого и подчас едкого экспромта, перевертыша фамилий, шутки, пародии.)
— М-мм! — скучно пожевал он губами. — Ну, что я тебе могу сказать, Витюша?.. Вот, может быть, так: Виктор Ардов начинается с бороды, а Николай Полотай — с рифмы. Сойдет?..
И тут же, выскользнув из объятий Ардова, быстро засеменил к хохочущей компании.
— Видал — миндал? — хохотнул Ардов. — Поддел сразу двоих, а?.. Я ж тебе говорил: только попадись ему на зубок!..
ОСЛИНАЯ ИСТОРИЯ
К полувековому юбилею журнала «Крокодил» издательство «Правда» выпустило книгу «Нестор из «Крокодила».
Это, говорилось в аннотации, «летопись полстолетия, созданная всерьез и в шутку 268-ю крокодильскими авторами веселых и грустных рассказов, сердитых фельетонов, едких памфлетов, персонощипательных стихов и прочих произведений трагикомического жанра».
В «Летописи» я был представлен эпиграммой «На закате».
Вспомнилась история злополучного четверостишия.
В начале шестидесятых годов я написал эпиграмму и отнес в областную газету.
— Хм!.. Гм!.. — закашлялся завсмехом. — А кто, кстати, этот Осел?
— Нужны анкетные данные?
— Давай, старик, без юмора! — помрачнел завсмехом. — Все равно шеф потребует уточнить. И второе: что значит «расту»? Повышает квалификацию? Идейный уровень?..
Толкали моего «Осла» от стола к столу, из отдела в отдел целый год. Надоело!.. Позвонил в «Крокодил» главному редактору Сергею Александровичу Швецову. Он выслушал, расхохотался и тут же записал эпиграмму:
— Читай в следующем номере. А вашему редактору я подкину журнальчик по почте с комментарием…
«Осла» напечатали.
Не знаю, получил ли редактор журнал от Швецова. Но год со мной не разговаривал. И однажды — один на один — сказал не очень учтиво:
— Дался тебе этот осел! Не мог выбрать для своих басен другую скотину? А то — гадай, кто он?
— Нужны анкетные данные?..
— Нет, но где в наше время ты видел хотя бы одним глазом, чтобы…
Я тихо кашлянул и прищурил глаз.
Редактор осекся.
С тех пор даже не кланяется.
ТЭФФИ
У каждого свой любимый писатель.
С отроческих лет у меня непреходящая любовь к Тэффи. Ее соратниками по веселому перу были такие же любимые читателем юмористы-«сатириконцы» — Аркадий Аверченко и Аркадий Бухов. И все же Тэффи я предпочел даже им.
Любил Тэффи за изящество стиля. Она всегда сохраняла чувство меры и такта, была сдержанна в чувствах, у нее непринужденное остроумие, нет пресыщенного, сытого смеха. Тэффи всегда сострадательна к «маленькому человеку», не насмехается над ним. Наоборот, в ее смехе — горчинка, щемящая душу боль за поруганное человеческое достоинство, высокая гуманность, человечность. Недаром Корней Иванович Чуковский писал, что Тэффи «никогда не превращала свой талант в механический смехофон».
Я искренне сожалею, что имя Тэффи нынче почти забыто, многим читателям малоизвестно…
Однажды на литературной встрече юной миловидной библиотекаршей мне был задан избитый вопрос:
— Ваш любимый писатель-юморист?
— Тэффи, — ответил не мудрствуя.
— Простите, это он или она?
— Она. Русская писательница Надежда Александровна ’Бунинская.
— Бучинская… А Тэффи?
— Ее литературный псевдоним. Взят из Киплинга.
— Она жива или умерла?
— Лично для меня, — отвечаю уклончиво, — ни Гоголь, ни Щедрин, ни Аверченко, ни Тэффи, ни Зощенко не умирали никогда.
Бедная библиотекарша! Она так и не поняла: жива Тэффи или нет, и потому задала наводящий вопрос:
— Понимаю. Очевидно, это было давно?
— Во времена «Сатирикона».
— Это тоже… псевдоним? — покраснела библиотекарша.
Становилось забавно и немножечко грустно.
— Нет. «Сатирикон» — название сатирического журнала. А Тэффи была его постоянной сотрудницей.
Милая девушка не решалась дальше испытывать свои познания в истории юмористики и одобрительно кивнула:
— Значит, Тэффи?
— Тэффи!
— Тогда еще вопрос: какую интересную и веселую книгу вы прочитали в этом году?
— Тэффи.
— Опять… Тэффи?
— Да. В этом году наконец-то вышла из печати книга ее рассказов, и я не мог отказать себе в удовольствии перечитать их…
В библиотечном зале стало оживленнее. Следили за нашей добродушной пикировкой. Библиотекарша не сдавалась: