— А тот красноармеец?..
— Погиб тоже… Ведь он стоял на посту и вместе с другими красноармейцами до конца защищал свой эшелон.
Мишка помолчал немного, задумчиво посмотрел на огонь вечной славы — и взволнованно потребовал:
— Ну рассказывай же, папка… Что было потом?
— Потом Советская Армия разгромила фашистов и прогнала их с нашей земли. И во многих городах загорелся огонь вечной славы. Смотрят на него люди и вспоминают тех, кто погиб смертью храбрых, защищая нашу Родину, нашу свободу, наших детей… И еще, Мишук, для того горит этот огонь, чтобы никогда больше не было на нашей земле никаких войн.
Всю дорогу домой Мишка молчал.
И только когда укладывался спать, подозвал меня, внимательно посмотрел в глаза и сказал серьезно:
— Знаешь что, папка? Давай лучше поедем к маме не послезавтра, а завтра.
Я и сам крепко соскучился о Лене и сразу согласился.
8
Поезд отправляется вечером, и с утра мы с Мишкой в последний раз пришли к морю.
Я сижу на большом камне-валуне, а Мишка бегает по берегу и собирается в дорогу. Он разыскивает ракушки, цветные камешки и складывает их в мою походную сумку.
Вокруг — тишина. У моих ног лениво вздыхают прозрачные теплые волны. Где-то вдали плещутся на легком ветерке алые флаги кораблей. Они как-то неожиданно — почти сказочно — то появляются, то исчезают за синей кромкой горизонта.
Я думаю о бедовой рыжей Томке с зелеными глазами, о спокойной неповоротливой Рите, о Павлике, о своем Мишке. Какими они вырастут? Все ли станут настоящими людьми?
Я до того задумался, что не заметил, как мой Мишук наполнил сумку всякой всячиной.
— Что же ты, дружок? Весь берег с собой забрать хочешь?
Мишка испуганно посмотрел на меня и удрученно спросил:
— А что, папка, высыпать будешь, да?
В глазах его было столько неподдельной тревоги и в то же время надежды, что я не решился его огорчить и сказал:
— Нет, Мишук, ты не беспокойся. Высыпать я ничего не буду.
Мишка очень обрадовался и — пока я не передумал — поспешил застегнуть на сумке ремешки.
Взвалил я ее себе на плечи, и, довольные друг другом, зашагали мы к дому.
Первым делом позвали Полину, Риту, Павлика и Томку — устроили прощальный банкет.
За столом было весело и шумно. Полина вскипятила чай, и мы пили его с печеньем, конфетами и пряниками, которые прислала нам Лена.
Потом стали мы с Мишкой укладывать чемодан. Кипарисовую шишку уложили, морские камешки, лепестки магнолии.
И хотя от засушенной стрекозы остались одни крылышки, Мишка все равно аккуратно спрятал их в жестяную коробку.
Но через минуту он вспомнил о чем-то, снова достал крылышки и протянул их Павлику.
— Вот, — сказал он. — Бери на память.
Павлик засветился в улыбке, покраснел и бережно взял из Мишкиных рук прозрачные легкие крылья.
Управились мы с чемоданом, а тут Полина вошла, поставила на стол корзинку с вишнями и говорит:
— Это вам на дорогу, чтобы не скучно было.
Она добродушно улыбнулась и добавила:
— Уж вы нас не забывайте. Приезжайте на будущее лето опять.
— Приезжайте, приезжайте! — подхватила Томка. — А то без вас очень скучно будет все-таки…
Озорные глаза ее стали вдруг грустными.
Рита отвернулась к окну и толстой ладошкой вытерла слезы. Когда она снова посмотрела на нас, у нее не только губы, но и лоб, и нос были выпачканы соком от вишен.
Мы с Мишкой крепко пожали всем руки, пообещали приехать будущим летом — и отправились на вокзал.
Впереди у нас радостная встреча с Леной, осень, золотой листопад. У меня работа в лаборатории, по которой я тоже успел истосковаться. А у Мишки новые заботы: он в этом году пойдет в школу.
