Подполковник рассказывал о том, как они приняли бой с целым отрядом белофиннов, как оставшаяся на острове группа пропустила их к берегу, а потом ударила в тыл из пулеметов, и в самые тяжелые минуты, когда белофинны ринулись на остров, пограничники мужественно отбили атаку, потому что защищали они остров Панкратова.
Саша слушал подполковника, смотрел на его широкое волевое лицо, на четыре ряда разноцветных орденских планок, украшавших его грудь, и тоже видел и переживал все, о чем он рассказывал, словно сам в эту холодную зимнюю ночь защищал остров.
После подполковника выступил капитан Рязанов, за ним — пограничники с других застав. Наконец слово взял старшина Лавров.
— Здесь был наш окоп…- медленно, как бы в раздумье, начал он.- Здесь Панкратова в первый раз ранило, а здесь я его перевязывал — кровь его на этих камнях была… Трофейный пулемет у нас заклинило, в «максиме» кожух пробило — вода стала вытекать…
Лавров говорил сдержанно, но что-то в его суровом лице было совсем новое, незнакомое Саше, какая-то необычная для Лаврова мягкость: рассказывал он не просто о боевом товарище, а о близком и дорогом ему человеке.
— Покорежило у нас бомбой пулеметы, смотрим, на мыс егеря лезут, за пушку берутся и в лощину цепью идут… Мы насухую бьем с перерывами, «максиму» передышку даем,- ствол все равно греется — вот-вот откажет… Разбежались они от пушек, дали серию мин. Старшину в руку ранило. Потрогал он — пулемет — горячий. «Давай,- говорит,- за водой». Я схватил каску, спустился к озеру, поднимаюсь, а он последний бинт достал, на рану свою и не смотрит, пробоины в кожухе глиной замазывает, листья прикладывает, пулемет бинтует… Потом этот кожух до самого конца мне служил.
Лавров помолчал и продолжал, как будто не рассказывал, а просто думал вслух:
— Обмотал он кожух, а сам на пулемет лег — дрожь его бьет. Ну, думаю, кончается… Перепугался, белье на полосы разорвал, кое-как перевязал его. А старшина очнулся и давай меня последними словами ругать: почему я в кожух воды не налил. Слава тебе, господи, думаю, жив старшина,- ругань эта мне лучше песни была…
— …Потом меня осколком задело,- как будто издалека доходил до Саши голос Лаврова.- Сутки без памяти лежал. Нет-нет, в сознание приду, все вижу, все понимаю, а двинуться не могу. Ну и за старшиной наблюдал. Удивлялся, что за сила в нем: на вид и худощавый, и невысокий, и грудь пробита — вот-вот конец, а целые сутки один за пулеметом пролежал. Финны выползут на исходный, к атаке готовятся, а он им в спины даст очередь и разгонит всех. Ну, они со злости огонь на нас переносят — из минометов лупят. Весь остров исковыряли… Когда продукты кончились,- я уже в память пришел,- старшина ползком добрался до елки и начал какие-то корешки выкапывать. «Это,- говорит,- троюродный брат жень-шеня, в нем жизни нам на тысячу лет хватит». А сам желтый,- одни глаза да борода, в лице ни кровинки, знает, что ему и двух дней не прожить…
Я сказал ему: «Ничего, мол, мы и без жень-шеня выдержим — умрем, а не сдадим остров…» — «Нельзя,- говорит,- умирать, умереть проще всего. Жить, драться надо! Ешь!»… — и бросил мне корешок. «Калорий,- говорит,- в нем немного, а питаться надо,- долго еще нам воевать!..»
Двадцать третьего вечером финские самолеты нас бомбили, старшину волной о камни ударило. На мыс егеря опять к батарее полезли; он все приказывал мне смотреть получше, сам уж и видел плохо, а стрелял. Отогнал их от пушек, упал на казенник лицом…
Взял я его партбилет, и тут же, у его могилы, поклялся жить. Во что бы то ни стало — жить! Чтобы ни одного шюцкора не подпустить к дороге, не пустить к батарее. А если и сейчас сунутся, за двоих буду бить гадов, так буду бить, как бил их сам Панкратов!..
Лавров замолчал. Стояла такая тишина, что слышно было, как шелестел камыш, плескалась вода у камней да ветер посвистывал в траве и тихо шумел в ветках ели. И только откуда-то издалека доносился протяжный крик гагар и звонкое курлыкание журавлей. А над островом без конца и края раскинулось огромное голубое небо с неторопливо плывущими облаками.
— Товарищи бойцы!-так же, как и подполковник, сказал капитан Рязанов.- Пусть всегда и во всем будет для вас примером Панкратов. Помните, что мы с вами отвечаем вот перед ними,- положил он руки на плечи Саше и Славке,- перед всеми советскими людьми за все наше будущее. Помните, что мы с вами и есть та сила, которая не допустит взорвать, отравить и заселить чумными бактериями землю. Чем лучше мы будем знать свое дело^ тем неприступнее будет наша граница, тем увереннее будет идти мирная работа в нашем тылу. За это и отдал свою жизнь Панкратов!