— Это кто ж вам сказал? — насторожился Аркадий Павлович.
— А Шакирзянов…
— Так… А что он еще про меня говорил? Как медведь на меня посмотрел и сдох?
— А медведь и правда сдох? — спросил Славка.
— Не знаю… а дело было…- Аркадий Павлович даже в затылке почесал.- В общем, иду я лесом, смотрю — медведь! — расширил он глаза, наверно, для того, чтоб ребятам было понятнее, какой медведь.- Громадный, лохматый, муравейник разорил и до муравьиного масла добирается… А меня еще не учуял. Что мне делать? Схватил я дубину, да по колоде как хлопну, да как крикну! Он — бежать, и медвежья болезнь на него напала. Ну, думаю, спасся! К муравейнику подхожу, а там целый ком масла лежит — это очень ценное лекарство и от ревматизма и от всяких болезней… Как, думаю, взять его? Котелка у меня нет, и муравьи перебесились: бегают, грызут меня, вроде я медведь. Нарвал я листьев папоротника, кое-как донес это масло до бивака, в кружку сложил, потом на станции в аптеку сдал — штука эта редкая.
— А медведь сдох? — еще раз спросил Славка.
— А кто его знает? От медведей, ребята, лучше подальше: оглянуться не успеешь, как благословит.
— Аркадий Павлович, а какую вы песню пели? — спросил Саша. Ему понравился куплет про комаров.
— Песню? Так это наша песня, геологов. Комар, ребята, самая проклятая штука: на тебе же в хату приедет, тебя же и грызет… Если хотите, у нас и получше песни есть.
— У нас Зозуля тоже песни сочиняет,- сказал Славка.- Знаете какие?
— Ну тогда другое дело, тогда спою вам песню,- и Аркадий Павлович негромко запел, следя за тем, чтобы Саша успевал записывать:
— Сами ребята-геологи сочинили! — сказал он. — А без друзей, ясное дело, ничего не выйдет,
Сухомлинов, наверное, был еще студентом, и хотя Саша и Славка называли его Аркадием Павловичем, пожалуй, с ним можно и на рыбалку поехать, и на лыжах побегать, и в поход, как с товарищем, хоть на край света уйти.
— Эх, Аркадий Павлович,- сказал Саша,- зря мы тогда с пулеметом связались,- и серый колчедан бы нашли, и еще что-нибудь…
— Ну, не знаю, с каким вы там пулеметом связались,- ответил Аркадий Павлович.
— …А потом думаем, как же его ржавый и незаряженный дарить?
— Ну да, я тоже думал,- вмешался Славка,- может, групповой переход будет или провокация на границе, а у нас своя огневая точка! Сунутся фашисты, а мы давай чесать, давай чесать, ведь здорово?
— Кто там без приказа из пулемета чешет? — раздался голос дяди Андрея. У порога, наклонив голову и держась руками за притолоку, стоял Лузгин. По его лицу видно было, что большую часть разговора он слышал.
— Старший лейтенант Лузгин,- войдя в комнату, представился он Сухомлинову.
Тот поднялся и невольно принял стойку «смирно».
— В армии служили? — улыбнувшись, спросил дядя Андрей.
— Да нет, на учебном пункте, в лагерях. Смотрите-ка, уже в привычку вошло,- рассмеялся Аркадий Павлович.
— Значит, хорошо учили,- заметил старший лейтенант.- Так что ты, Слава, насчет пулемета сказал? — садясь за стол и ставя перед собой в ряд их образцы, спросил он у Славки.
Саша заметил, что старший лейтенант, разглядывая топаз и серный колчедан, молча посмотрел на Сухомлинова, как бы спрашивая — стоящие это или не стоящие камни.
Сухомлинов, уже оправившись от смущения, едва заметно серьезно кивнул головой.
— А что,- храбро повторил Славка -Думаете, если б у нас пулемет был, не смогли бы стрелять, да?
— Эх, вы, люди военные,- засмеялся дядя Андрей.- Ну-ка, скажи мне, что такое строй?
— Строй, это святое место,- с готовностью выпалил Славка.
— А если подробнее сказать: строй — это самый строгий порядок, а в строгом порядке у каждого свое святое место,- поправил его Лузгин.- Вот и было бы дело: открыли бы вы огонь из пулемета, а капитан Рязанов посмотрел бы в бинокль и сказал: «Что такое? Что там еще за точка? Своих никого я туда не посылал, значит, противник. А ну-ка всыпьте туда пару мин!» И остались бы от вас рожки да ножки… А насчет места в строю, взять хотя бы тебя,- обращаясь к Саше, продолжал дядя Андрей.- В капитаны метишь, а на капитанский мостик — сто ступенек. На первую не станешь, на мостик не попадешь. Пулемет — на десятой, а первая — русский с арифметикой. Вот здесь оно и есть, ваше святое место.