Выбрать главу

— Сейчас я ее сыграю, — сказал папа, — но петь будем все вместе.

Все стали весело подпевать:

Вот Илкин парень, — говорят. — А где же твой, скажи? А мой — любой, кто той тропой шагает в гуще ржи!

Потом папина скрипка перешла на короткий залихватский ритм, и папа пропел:

Я в кавалерии морской По-честному служил, И клюквой своего коня Развесистой кормил. Ах, мистер Джинкс! — бегут за мной Влюбленные девицы. — Ох, мистер Джинкс! — А я и рад За ними волочиться!

Папа подмигнул Лоре, и она вслед за скрипкой стала ему вторить:

«Я — миссис Джинкс с Мэдисон-сквер, Я — лучший пример хороших манер, Да и муж мой хорош: мистер Джинкс за дебош Изгнан был из морской кавалерии!

— Лора! — остановила ее мама. — А ты считаешь, что это подходящая песня для девочки, Чарльз?

— Она прекрасно ее исполнила, — возразил папа. — А теперь твоя очередь, Кэрри. Выходи на середину вместе с Лорой и покажи, на что ты у нас способна.

Он показал девочкам, как танцуют польку, а потом заиграл и запел:

Пятка — раз и два — носок: За шажком идет шажок. Пятка — раз и два — носок: За шажком идет шажок. Пятка — раз и два — носок…

Пап играл все быстрее, и Лора с Кэрри, держась за руки, все быстрее кружились в танце, пока им не стало жарко и они чуть не задохнулись от смеха.

— А теперь попробуем вальс, — сказал папа, и комната наполнилась мягкими плавными звуками, которые лились, словно набегающие друг на друга волны. — Вы просто скользите под музыку, скользите и поворачивайтесь.

Лора с Кэрри весело кружились по комнате. Грейс, сидя на коленях у мамы, не сводила с них больших круглых глаз, а Мэри молча слушала музыку и топот танцующих ног.

— Молодцы, девочки, — сказал папа. — Вы теперь большие, и за зиму вам нужно научиться танцевать.

— Ой, папа, почему ты перестал играть? — воскликнула Лора.

— Довольно, вам давно пора ложиться, — отвечал папа. — До весны у нас будет еще много долгих уютных вечеров.

Когда Лора открыла дверь на лестницу, сверху пахнуло лютой стужей. Она быстро помчалась по ступенькам с горящим фонарем в руках, вслед за ней бежали Мэри и Кэрри. Вокруг печной трубы еще сохранилось тепло от печки, стоящей внизу. Девочки быстро разделись, дрожащими руками натянули на фланелевое белье ночные рубашки, забрались в холодные постели, и Лора задула фонарь.

Мэри и Лора прижались друг к другу и постепенно согрелись. Черная ночная стужа, высокая, как небо, и необъятная, как мир, окутывала дом, и вокруг не было ничего, кроме одинокого ветра.

— Мэри, — прошептала Лора, — по-моему, волки ушли. Я не слышу никакого воя, а ты?

— Надеюсь, что их уже нет, — сонным голосом отозвалась Мэри.

Зимние дни

Становилось все холоднее. Серебряное озеро замерзло. Пошел снег, но ветер все время сдувал его в высокие заросли болотной травы и волнами гонял по низкому берегу.

Прерия тоже замерла, и в бесконечной тишине не было слышно ни звука, кроме свиста ветра.

Лора с Кэрри помогали маме по хозяйству, а Грейс играла в их уютном доме, топоча короткими ножонками по полу. Когда ей надоедало играть, она забиралась на колени к Мэри, потому что это было самое теплое место в комнате, а Мэри всегда рассказывала ей сказки. Под эти сказки Грейс засыпала. Мама укладывала ее в кроватку возле печки, и все уютно устраивались вокруг со своим шитьем, вязанием или вышиванием.

Папа кормил животных и обходил капканы, которые ставил на краю Большого Болота. В пристройке он сдирал шкуры с убитых лисиц, койотов и ондатр и натягивал их на доски сушиться.

В прерии было так пустынно и дул такой холодный ветер, что Мэри совсем не выходила из дома. Она с удовольствием сидела в уютной теплой комнате и аккуратными мелкими стежками что-нибудь шила. Нитку в иголку вдевала ей Лора.

Когда начинало смеркаться, Мэри, продолжая свою работу, говорила Лоре:

— Я могу шить, когда ты уже ничего не видишь, потому что я вижу пальцами.

— Ты всегда шила лучше меня, — говорила ей Лора.

Она тоже любила качаться в кресле, вышивать и беседовать, но шить она терпеть не могла. Ей частенько не сиделось в доме, и она начинала ходить из угла в угол, выглядывала в окна, за которыми вихрем кружились снежинки, и прислушивалась к шуму ветра, пока мама тихим голосом не замечала: