— Вот видишь… Я что говорила: тебя никто не оценит.
Она вздрогнула от прохлады, прижалась ко мне, положив голову на мое плечо. Я обнял ее.
— Ты странный стал, изменился. Не узнаю. Словно из тебя кто-то вытряхнул былой задор, неукротимость, стремление к подвигу. Одним словом — все, что я так любила в твоем характере. Возьмись за какое-нибудь живое дело. Ты способен на большее.
— У меня очень живое, интересное дело. И никто из меня не вытряхнул задор. Правда, устал немножко, но это иной вопрос. А частников я не боюсь.
— Какой храбрый! Весной на озере браконьеры убили егеря. Из мести. За какую-то утку. А тут посерьезнее дело. Иной частник рассчитывал выручить тысячи, а ты хлоп… и преградил путь к наживе.
— Да у меня еще не такая мысль вертится. Придет время и…
— Ты хочешь здесь навеки окопаться? А наше путешествие?
— Оно отменяется, Марина.
Марина поднялась, посмотрела вдаль, в темноту.
— Не знаю куда бы делась. Хочется новизны. Надоел городишко, до чертиков примелькались знакомые лица. Каждого знаешь, чем он дышит, о чем думает. Завербуюсь, уеду на Север… на стройку. Качайтесь в гамаке с Тоней. — Она усмехнулась.
— Никуда не уедешь, это ты сейчас не в настроении. В словах нет логики: то родителей жалко, то уеду. Ты просто легкомысленная девчонка… — неожиданно вырвалось у меня, и я понял, почувствовал, что обидел ее.
— Я легкомысленная? Ты плохо меня знаешь! За человека в омут брошусь, жизнь отдам. Не боюсь ни работы, ни трудностей. А вот ты… Тебя учило государство. Для чего? Чтобы ты стал рядовым пчеловодом? Видно, прав Рогачев: ты не способен взлететь. Нет! Не способен!
Тут уж я не выдержал, меня прорвало.
— Ах, извините, дорогая. Наконец-то я понял вас. Вам мерещится шик-блеск. Манила! Санто-Доминго! Рио-де-Жанейро! Вам хочется переплывать океан на белоснежных морских лайнерах, бывать, в лучших театрах и музеях мира. А для этого нужны деньги. Деньги! У меня же их нет. Пусто в карманах. Вот смотри! — И обеими руками вывернул карманы брюк…
— Ты с ума сошел! Какую чепуху несешь? — закричала она. — С этой минуты не подходи ко мне. Никогда!
Она кинулась в темноту. Я — за ней.
— Оставь меня в покое! — остановилась она. — Видеть тебя не хочу.
И гордо, решительно зашагала прочь.
«Это все, — подумал я, — Марину можно обидеть только один раз». Я поздно одумался, черт возьми, поздно понял, что пересолил с шиком-блеском, Манилой и пустыми карманами. Насмешкой оскорбил ее. Разве ей нужны мои несуществующие деньги? Она за меня боится, как бы не засох на пасеке. Ах, Марина, ты хотела бы видеть во мне лихого казака на коне, с саблей в руках. Я не такой. Тебя легко понять: я действительно обманул твои надежды. Из меня не получился ни выдающийся ученый, ни общественный деятель. Обыкновенный «пчелиный пастух», как сказал Хайдар. Ты не можешь с этим смириться, тебе кажется, что я уронил себя в глазах людей.
— Но мое дело тоже важное и благородное, — твердил я вслух, шагая по улице. Не заметил как подошел к ее дому. Осторожно взялся за щеколду. Калитка тотчас отворилась и передо мной в светлом квадратном проеме появилась Марина. Она, конечно, догадалась, что я приду, и ждала. Я обрадовался: помиримся.
— Как ты посмел сюда прийти? — набросилась чуть ли не враждебно. — Не вздумай больше стучать и беспокоить родителей и… вообще ходить за мной.
Она помолчала, откинув назад голову, ждала ответа.
— У тебя, думаю, есть мужская гордость, есть самолюбие? Или ты и это потерял? Такого не могу уважать. Все!
Каждое ее слово звучало обидной пощечиной. Она с силой захлопнула калитку. Мне казалось — она захлопнула дверь, за которой осталось мое счастье.
— Послушай, Марина! Давай поговорим… — старался я уцепиться за слова, как утопающий за соломинку. Больше всего я боялся навсегда потерять ее; она знала, что в моем сердце есть такое уязвимое чувство — боязнь разлуки — и может быть бессознательно играла на этом.
— Уже все обговорено. Хватит!
Она стремительно взбежала на крыльцо и скрылась в сенях. Я долго стоял у калитки, хотя и понимал, что все кончено, что случилось непоправимое… Можно ли было избежать ссоры? Я сознавал, что дело не в случайной стычке. У нас расходятся взгляды на жизнь, она не верит в перспективность моей работы. Не хочет, чтобы я был пчеловодом. Это уже совсем плохо.
Очень скверно было на душе! А что я мог сделать в ту минуту? Тяжело, когда тебя не понимает самый близкий человек. Тяжело сознавать свою беспомощность. А, может быть, ненужность?