— Ты переоделся?
— Да. Все в порядке.
— Отец обещал вернуться, да, наверное, дождь задержал, — беспокоится она.
Значит, мы вдвоем, думаю я. Меня слегка лихорадит. Не заболеть бы.
— Ты простудился? — спрашивает Тоня и бросает к моим ногам теплые войлочные тапочки.
— Это пройдет.
Тоня туго затянула вокруг талии целлофановый фартук с кружевными рисунками, зажгла в сенях газовую плиту и поставила чайник.
— Сейчас напьешься чаю и живо согреешься, — говорит она, вытирая белоснежным полотенцем стаканы и привычно осматривая их на свету.
Я еще раз отмечаю про себя, что она очень хороша и почему-то отвожу глаза. Мне неловко находиться с нею с глазу на глаз. Она волнует меня, притягивает.
Я сижу, облокотившись о стол, прислушиваюсь к сочному, густому шуму дождя. Светит керосиновая лампа. Кровать застлана белым покрывалом. В изголовье две подушки. На вешалке, сразу у входа, плащ, пиджак и еще какая-то одежда. Все полки заняты папками с растениями, коробками с насекомыми. К матице прикреплена ветка с гнездом ремеза: на счастье. Есть в народе такая примета.
К стене над кроватью прибиты красивые рога сохатого. На них висит ружье. Эти рога несколько лет назад приколотил Кузьма Власович. Он нашел их в лесу.
— О чем думаешь? — вдруг спрашивает Тоня.
— Видно, Кузьма Власович так и не приедет?
— Я думаю, не приедет. — Тоня усмехается. — Не беспокойся, с ним ничего не случится.
— Видишь ли, шалаш промок. Мне придется ночь коротать в домике. Ты не возражаешь?
— Не выгонять же тебя к Адаму под корягу. Бедный пес.
Она вышла в сени, выключила газ и вернулась с чайником в руке. Поставила его на стол.
— Чай готов. Будем ужинать.
Она рядом. Ее дыхание касается моих щек. Мы слышим, как за окном хлюпает вода. Вдруг о стекло начал биться большой серый бражник — красивая бабочка. Каждую минуту она может вылететь в приоткрытую форточку.
— Тоня, смотри! Это твой бражник?
— Лови! Уйдет! Это из моей коробки. Сегодня поймала.
Я кинулся к окну. Она протянула руку. Грудь ее, упругая и теплая, коснулась меня. Я затрепетал, как тот бражник, водил пальцами по стеклу и никак не мог поймать бабочку. И уже ничего не соображая, обнял Тоню и жадно поцеловал в губы.
Она резко оттолкнула меня, обожгла черными гневными глазами и ловко, видно от всей души, влепила мне пощечину. Я отлетел в сторону.
— Бессовестный!
Я оторопело смотрел на нее. В ее глазах не было ничего, кроме негодования и презрения.
— Нечего сказать, хороший друг у Сергея!
Я убежал в шалаш. «Позор! — твердил я вслух. — Какой позор!»
Всю ночь гремел гром и шел дождь, Я сидел в шалаше и злился на себя. Было стыдно и больно. Ну, как завтра буду смотреть ей в глаза? А если она расскажет о моем поступке Сергею, Кузьме Власовичу, Марине? Черт принес ее сюда для соблазна. Я предчувствовал это. Предвидел! Что это, рассчитанная игра? Или безотчетное кокетство, которое я не так понял?..
Весь следующий день был пасмурным. Я не вылезал из шалаша, притворился больным. Тоня тоже не выходила из домика. Кузьма Власович не приехал. И только на третий день я услышал ржание лошади. Но сразу понял, что приехал кто-то чужой. Адам яростно лаял, рвался с цепи. Я выглянул из шалаша и увидел Хайдара. Он приветствовал меня, не слезая с лошади. На нем был черный, блестящий от влаги плащ.
— Иван, знаешь, Сергей Дмитриевич в больнице.
— Что случилось? — встревожился я.
— Ничего страшного. Он скоро поправится. Ночью ехал с шофером. Это было вчера. Машина соскользнула с дорожной насыпи, перевернулась. Шофера ранило. Сергей Дмитриевич тоже стукнулся, но не так сильно. И всю ночь нес шофера. По грязи. Падал, вставал и нес, пока не дошел до ближней деревни. Оттуда обоих отвезли в город на тракторе. Говорят, что шофер…
— Умер?
— Точно не знаю. Ему операцию делали.
Я вошел в домик. Тоня сидела у окна с книгой в руках. Спросила спокойно, с грустной улыбкой.
— Ну, что, проголодался, видно?
Я рассказал ей все, что услышал от Хайдара.
Она тут же забыла обо мне. На ходу надела плащ и кинулась к Хайдару.
— Хайдар! Ты давно из города? Дай мне лошадь. Я должна ехать.
Он помог ей сесть в седло. Она пришпорила лошадь. Я пригласил к себе Хайдара, но он отказался войти в домик. Спешил домой в Гари.
Я проводил его немного.
— Слушай, хороший человек этот инженер, — оказал Хайдар.
— Гм… Очевидно. А что?
— И жена такая красавица. Она здесь которое лето отдыхает!