— Ну что, у тебя, говорят, прибавка в семье?
— Телушка. Назовем ее Найденкой. Красивая такая, на лбу звездочка…
— Согласен. Ты крестная мать. Смотри, как тучи нависли. Гроза будет.
— Еще не хватало… Вымокнем до нитки.
— А куда денешься? Уже светать начинает. Тут километрах в пяти должен стоять ток, крытое соломой гумно, может, доберемся. Там озерко есть. Сделаем привал, позавтракаем и отдохнем.
Небо вдали начало осторожно посверкивать, усилился ветер, подгоняя в нашу сторону тучи, а потом сердито ахнул гром. Животные, показалось мне, прибавили шаг.
— Подтягивайтесь, — прокричал Трошин.
И в эту минуту впереди нас над лесом игривыми зигзагами проплясала молния, ослепив землю и небо. И снова загрохотал гром. И началось: молния — гром, молния — гром, а потом хлынул дождь, густой и холодный, зашлепали крупные градины. Мужики привязали лошадей в березняке, мы все забрались на бричку под брезент, к теленку. Стадо скучилось. В такой ливень ни одна корова никуда не уйдет. И тут оказалось, что Андрея Глухаря нет с нами. Трошин пошел его разыскивать. Беспокойный человек!
— Ты куда? — крикнул Андрей из-под брички. — Я здесь не промокну, слежу за стадом.
Ливень прошел быстро, и мы отправились дальше. Через час были около гумна, на берегу небольшого озера. Коровы легли. Мы развели костер, решили сварить картофельный суп, отдохнуть, а потом доить коров. Доили все. Этому ремеслу наши мужики научены с детства. Оставить коров недоенными никак нельзя было. Они заболели бы. Мы наполнили молоком двадцать фляг, поставили в озерную воду охлаждать.
— Что будем делать с ними? — спросила Ульяша у Трошина.
— Сейчас отвезем в ближайший колхоз и сдадим под расписку. Посуду сразу вернут нам.
Только начали грузить на брички фляги, как услышали высоко над собой нарастающий гул, все враз задрали головы и увидели черные самолеты. Один, два, три, пять… десять, насчитала я. Черные кресты…
— Немецкие бомбардировщики, — сказал Давыдов. — Стервятники появились.
Они летели в том направлении, куда мы гнали стадо.
— Это пока что цветочки, — проговорил Трошин.
Вдруг собаки залаяли и бросились к лесу, откуда выскочил всадник. Он резал прямо на нас, пересекая большую поляну. Полы пиджака раздувались от ветра, волосы были всклочены.
— Настоящий печенег, — усмехнулся агроном Антонов. — Кого несет нечистая?
— Да это же Карп прется, пастух, — недобрым голосом крикнула Ульяша.
— Точно, он, — подтвердил Давыдов. — Смотри-ка, с ружьем за спиной!
— Скачет, как будто мы убегаем от него. Хочет страху нагнать.
Карп на скаку снял с плеча ружье, лихо осадил у самого костра жеребца, обдал нас грязью.
— Здорово, угонщики! — крикнул он, приподнявшись на стременах.
— Похоже, ты в царской кавалерии служил. Не знал, — проговорил Трошин.
Карп не ответил на эту реплику.
— Вон вас сколько здесь. Семеро! Целая банда. Кто позволил угнать стадо? Оно за мной числится. Вас судить будут.
— Накричался? — спросил Трошин. — Передохни. Успокойся.
— Да тут у них и сударки: Ариша, Ульяша!
— Замолкни, слизняк. Слазь с чужого коня, кулацкая морда, — спокойно сказал Давыдов, засунув кулаки в карманы. Он любил подраться.
— Я не лишен прав, работаю честно. Не тот я человек.
— Именно: не тот. — К нему бросился Трошин. Карп лязгнул затвором и навел ружье на Трошина.
— Не подходи!
Я перепугалась: застрелит мужика.
— Карп! — закричала я.
Он зло обматерил меня:
— Молчи, стерва! Я еще вчера смекнул… Да только не раскусил вашу затею.