У Брейгеля Старшего есть небольшое полотно: «Две скованные обезьяны».
У Л. Добычина все персонажи скованы поодиночке. Героини «Нинон» — единственные, скованные попарно.
Две грустные «обезьянки», обретшие наконец счастье.
Вряд ли осмелишься назвать это «лучом света в тёмном царстве». Макабрический настрой слишком велик. Но из чувства нравственного самосохранения оставим просвет.
«— Ты всё такая же хорошенькая, Барб… —
— И ты, Мари».
Я им верю.
«Всё чаще пассажиры стали умирать в пути, и люди в белых фартуках… уносили их в мертвецкую.
Когда они накапливались там, их вывозили в ямы, выкопанные за кладбищем, глубокие и длинные, как рвы, и присыпали снегом, а землёй забрасывали лишь тогда, когда вся яма набивалась ими».
Что-то знакомое. Давнее.
«Обычно в ямы сваливали трупов по пятьдесят-шестьдесят, потом эти ямы стали делать больше, чтобы умещались в них все, кого успеет телега навозить за неделю…»
Судя по письмам, Дефо не входил в круг чтения Л. Добычина. Тем приятнее. Связь с культурным слоем, который автор не копал и не собирался.
Одна из тайн Л. Добычина — его феноменальное художественное чутьё. Поэтому в прозе могли претворяться авторы, оказавшиеся в поле его зрения непроизвольно, рефлективно. И, — невидимые, невоспринимаемые, неуловимые для рассудка, — задержались на задворках сознания. Вся прелесть заключается в добычинской способности бессознательной переработки.
«Около мертвецкой с раннего утра похаживали жулики… нарядные, сейчас из парикмахерской, в штанах колоколами, в толстых пёстрых шарфах и в цветистых кепках…
За трупами… с грохотом являлась телега, и тогда гуляющие… устремлялись к ямам на песках за кладбищем.
Они присутствовали при разгрузке дрог и, дав им удалиться, обдирали мёртвых».
Он описывает гиен, толкущихся у трупов, как завсегдатаев Невского проспекта. Почти гоголевского Невского проспекта.
По-добычински:
«…гуляющие устремлялись к ямам на песках…»
По-пушкински:
«Есть упоение в бою…»
Почему нет? И упоение есть. И жулики похаживают нарядные. И сейчас из парикмахерской.
«…произведение искусства, которое, совершенно завися от идеи художника, не имело бы другого бытия, кроме этой зависимости, от которой оно существовало бы и под влиянием которой сохранялось…»
Проза Л. Добычина и есть именно такое произведение искусства.
Фрида Белосток, Берта Виноград, Паскудняк, Шмидт, Марья Ивановна Бабкина и Олимпия Кукель.
Имена героев — уже поэзия. Что важнее — принцип, содержащий несколько моментов: разнообразие, множественность миров на малом пространстве прозы, иронию, частичную самостоятельность от носителей, «имперскость» старой России и сдвинутость персонажей, выброшенность их из привычного существования, из быта, с которым они сжились и обвыкли, — в России Советской.
Они и значимы, и диковаты, и живут в известной степени в себе и для себя. Являясь и самостоятельной ценностью, и элементом повествования.
«…в „теперь“, или настоящем, свёрнуто время: прошедшее было настоящим, будущее будет настоящим, и во времени не находим ничего, кроме последовательного порядка настоящих моментов… „теперь“ свёрнуто заключает в себе все времена…»
В добычинской прозе, в её «теперь» свёрнуто заключаются все времена. В ней реализован принцип: всё — во всём, но в каждом — сообразно каждому образом.
Он обладал своим — собственным — «учёным незнанием» об этом мире, в котором не нашлось ни единства, ни гармонии, ни мудрого устроения. Но это обладание позволило ему написать то, что он написал.
«Голубенькое небо блёкло. Тоненькие птички пролетали над землёй. В городе светлелись под непогасшим небом фонари.
Тикали часы. Били. Тикали.
За окном собака лаяла по-зимнему.
„Дориан, Дориан, — там и сям было напечатано в книге:
— Дориан, Дориан“».
«…к чтению нас влечёт… только… мелодия стиля».
Слова Новалиса идеально определяют суть добычинской прозы и наше влечение к ней.
Увидеть мир так, как до этого не видел никто, — вот величайшая удача каждого, взявшегося за перо.
Л. Добычина удача посетила. Грустная удача и печальное счастье.
«Если требуется выразиться текстом из евангелия, то „душа моя скорбит смертельно“».
Всё вышесказанное — не более чем поиск, стремление подойти, приблизиться. Коснуться тайны прозы.
Остаётся читать и перечитывать Л. Добычина. По эту сторону Леты.
Мы на пиру, на который он нас пригласил.