Китаист, талантливый юноша, писал в жанре бицзи, но недолго, по просьбе Родины пал смертью храбрых на поле брани. Покойница в морге была обворована, раздета догола, оно, конечно, ей всё равно. Жаркий август, повсюду цветы, цветочницы, цветочные лотки. Архитектор М. К., тридцати восьми лет, с семилетней дочерью последние дни жизни провёл в приюте для бездомных, вместе с ней выбросился из окна четвёртого этажа. Падающее пространство, летящая навстречу вечность. Предвестьем льгот приходит гений и гнётом мстит за свой уход. Жизнь Караваева, Карнаухова, Караулова, антропология с прагматической точки зрения, существо его не было свободно от пугливости, любовный роман должен заканчиваться бракосочетанием.
Позвольте, а где же роман? В виде абажура, небесного свода, сферы. Есть рай, ад, чистилище, освобождённый Иерусалим, Голгофа, Генисаретское озеро, хождение по водам, Гефсиманский сад, там что-то случилось, какая-то криминальная история, есть соблазнённая и покинутая, есть счастливцевы и несчастливцевы, есть сумерки, закаты и восходы, есть пространство, освещённое лампой, есть герои, вот они, одеты, обуты, кто сыт, кто голоден, кто счастлив, а кто уже при смерти. Как полагается, по разнарядке. Согласно смете, блондинки, брюнетки. Не забыть в запарке описать место действия, танцплощадку жизни и, разумеется, страсти, чувствительность сердца.
…герой нашего времени, шнель, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем, чего ссориться, живите в мире, Иван Фёдорович Шпонька и его тётушка, и жена вовсе не человек, а шерстяная материя, добротная, из неё все теперь шьют себе сюртуки, преступления и наказания, идиот или подросток. Какая разница? Элегия по поводу… Славянка тихая, сколь ток приятен твой… Петербург, Петроград, Ленинград, павловск, пушкин, царское село, детское село, ропша, гатчина, трамваем, электричкой, ногами, пыляев и анциферов, вагинов и костя ротиков, другой Петербург, далем, даль, консулаты и послы держав, материки и острова в океане, африка — третья часть света, крит, кипр, родос, мальта, иоанниты, подарок карла пятого… забыл.
Ленинград — город, Невский — проспект. День летний, тёплый, жаркий. Начало июля. Не то Фонтанка, не то Мойка, пивной ларёк, всегдашняя окраина жизни. Много тополей и тополиного пуха. Наверное, всё-таки июнь. Но точно, что полдень. Начало второй половины давно ускользнувшего дня. Попробуем забросить сеть, авось выловим. Лёгкий ветер с Невы, обдувает, разнеживает, не двигаться, не думать, не ждать, не…, не…, не…, плыть бы и плыть, загребая настоенный на солнце воздух. Город, возраст, тополя, тепло, тихо, и всё ещё впереди. Почти бессмертие, близко, рядом. Жомини да Жомини, а об водке ни полслова.
Небосвод был фильдекосового, а может быть, польдекокового цвета или цвета невинности и нетронутости, нет, описка и оговорка, память подводит, небосвод был, — уже ближе и теплее, — простодушно-абрикосового цвета и пел соловей. Ода соловью, вот я с тобой, как эта ночь нежна, ода соловью, чиновник по начальству, добросовестно и подробно, встреча и большая пьянка… долгота дня, он угас, и жизнь поставила точку. Любил, верил, пил, был счастлив, не думая, не задумываясь, не зная. Вечная юность, рассудку робкому наперекор.
Вот я с тобой! Как эта ночь нежна!
Дороги, аллеи, дома, кладбища, зоологические и ботанические сады, вокзалы, скверы, елисейские поля, распивочные, станции Фарфоровская, Сортировочная, Металлострой…
Где они, крепдешиновые платья с рюшами, где высокие, стройные и одинокие женщины, юные вдовы с выпавшим на миг счастьем, так и не успевшие стать любимыми и любящими? Стареющие с папиросой в зубах и болью в сердце. Болью безголосой памяти, не сказанных и уже бесполезных слов. Женщины, в какое-то давнее светлое мгновение остановленные счастьем, да так и застывшие после катастрофы. В плаче без слёз, в бессловесном, безмолвном крике.
Вся жизнь прошла под знаком этой записки, этой невстречи, этих непроводов. Несостоявшееся расставание обрекло на пожизненное прощание.
Лёгкие шаги. Они скользят по траве, проходят под липами. Минуют старые тополя, акации и кусты сирени… вот сейчас, ещё, ещё, один только шаг, и я увижу его таким, как всегда.
Таджикистан, Бишкентская долина, овцы, маки, тишина, спирт в полиэтиленовой канистре, — антропология с прагматической точки зрения, — поэты, костюмы, портшезы. Похождения тени.
Больница, — рака святителя нектария, пьянеешь от одного имени, вспомнил не к месту, — морг, вид на парк, прогуливаются мужчины, женщины, нет, ищут, близких, родственников, друзей, знакомых, уже бывших, да мало ли кого. Напрасно. Не опознаются, все одинаковы, похожи. Кому-то повезло, нашёл, на бетонном полу в коридоре. Лишь слышы на скамеечке сердечные вздыхания, сидит, мается, нежное словечко ищет.