Другое здание культового характера — «дом с суфой» на Чагыллы. Известно, что в Месопотамии суфа — явный признак культового характера здания. Интересно, далее, что очаг в этом доме не прокален, т. е. он или совсем не использовался, или использовался очень редко. Этой особенностью здание на Чагыллы отличается от обычных жилых домов джейтунских поселений. Видимо, значительная часть поселений джейтунской культуры имела здания общественного назначения, в которых собирались их жители.
Изучив тысячи предметов материальной культуры, Г. Ф. Коробкова обратила внимание на поразительное сходство изделий с поселений Песседжик, Чопан и Тоголок. «Тождество каменного инвентаря этих трех памятников, — писала она, — является, по-видимому, отражением единства того коллектива, который заселял данные поселения. По всей вероятности, обитателями их были родственные коллективы, принадлежавшие одному племени, осевшему в этом оазисе тремя общинами»{75}.
Все названные поселения располагались на берегах речки Секиз-Яб, существующей и поныне; центром этого оазиса, по крайней мере во 2-й фазе, был скорее всего Песседжик. Возможно, что жизнь на всех трех поселениях началась одновременно. Культура этого неолитического оазиса очень близка Джейтуну, или, вернее, культура Джейтуна была близка культуре этого оазиса. Ведь общественное здание с прекрасными фресками найдено не в Джейтуне, а в Песседжике, так что, судя по всему, Джейтун был не более чем периферией Песседжикского оазиса. Вполне возможно, что и всю культуру следовало бы называть песседжикской, а не джейтунской, но Джейтун нашли прежде, название привилось, и поэтому нет смысла его менять.
Так как погребений найдено мало, то дать развернутую антропологическую характеристику населения джейтунских поселков невозможно. Но кое-что все-таки мы знаем. Скрупулезно изучив те немногие черепа, которые удалось найти археологам, советские антропологи В. В. Гинзбург и Т. А. Трофимова пришли к выводу, что джейтунцы принадлежали к европеоидному восточносредиземноморскому типу и были наиболее близки к населению Гисара (Иран), отличаясь от него большей грацильностью. В общем, обитатели джейтунских поселений походили на современных туркмен.
Только жители Монджуклы резко выделялись среди населения Прикопетдагской подгорной полосы. Мужские черепа с этого поселения близки к черепам кроманьонского облика и сближаются с черепами из пещеры Хоту в Северо-Восточном Иране. Но наибольшее внимание антропологов и археологов привлек женский череп. И неудивительно: он напоминает протоавстралоидные черепа из Мохенджо-Даро в Индии. В целом, заключают антропологи, серия черепов из Монджуклы-депе может рассматриваться как смешанная: один из слагающих ее компонентов тяготеет к антропологическим типам древнего, кроманьоноподобного населения районов Северо-Восточного Ирана, Восточного Средиземноморья и Северной Африки, другой может быть сопоставлен с населением экваториального типа Южной Индии{76}.
Такое разнообразие расовых типов на сравнительно небольшой территории объяснить пока невозможно. Можно лишь предположить, как пишут В. В. Гинзбург и Т. А. Трофимова, что жители Монджуклы сохранили черты древнего населения, обитавшего на юге Туркменистана в мезолите и в культурном отношении ассимилированного впоследствии носителями джейтунской культуры, пришедшими из Ирана.
Почему же запустели поселения джейтунской культуры? Ведь лишь одно из них, Монджуклы, продолжало существовать в последующую эпоху, все остальные были заброшены.
О. Бердыев сделал попытку выяснить причины этого запустения. Он указывает на то, что более поздние памятники (Новая Ниса, Келята, Вами, Монджуклы, Чагыллы) жмутся к горам, тогда как ранние (Джейтун, Чопан, Тоголок) расположены дальше от них, на границе с пустыней. Такое изменение в географическом распределении поселений, полагает О. Бердыев, было следствием наступления пустыни и сужения Прикопетдагской подгорной полосы. «Сокращение площадей оазисов и запустение некогда обжитых районов также было связано с изменением водного баланса рек (использованием большой части воды в Иране) и антропогенным фактором, оказавшим большое влияние на почвенно-географические условия подгорной зоны»{77}.
Эти соображения вызывают немало возражений. Прежде всего, они дают объяснение запустению лишь одной группы памятников, но не объясняют запустения остальных. Далее, первой причиной ухода населения из поселений Песседжикского оазиса О. Бердыев считает смену относительно влажного климата более сухим и наступление пустыни. Имеющиеся данные говорят о том, что такое колебание климата в Средней Азии действительно было, но только не в V тысячелетии до н. э., когда были заброшены указанные поселения, а гораздо позже, на рубеже III–II тысячелетий до п. э.; на V же тысячелетие до н. э. приходится период относительно влажного климата. Так что довод О. Бердыева отпадает.
Второй причиной ученый считает перехват воды в Иране. Это просто неверно, так как все поселения Песседжикского оазиса, а также Джейтун располагались на реках, которые вообще зарождались не в Иране или в Ираке, но высоко в горах, где их воды в ту эпоху никто не перехватывал. Более того, именно поселения, располагавшиеся на берегах речек (Монджуклы и Чзгыллы), воды которых действительно могли перехватываться в Иране, существовали дольше всего.
Третьей причиной О. Бердыев считает «антропогенный фактор», но ничего конкретного при этом не говорит. Таким образом, загадка запустения джейтунских поселений еще ждет своего решения.
Но если джейтунские поселения и запустели, то это вовсе не означает, что развитие культуры древних земледельцев Южного Туркменистана прекратилось: просто один этап развития сменился другим, джейтунский — анауским. Знакомство с древними земледельцами подгорной полосы началось именно с Анау и связано с именами Р. Пампелли и А. В. Комарова, причем первым обратил внимание на холмы Анау генерал А. В. Комаров.
Что же такое анауская культура? Каковы ее связи с предшествовавшей ей джейтунской и последующими культурами?
Древние земледельцы
в энеолите и бронзе
Анау и Намазга — символы стратиграфии
Средняя Азия и Иран эпохи энеолита и бронзы
В 1883 г. начальником Закаспийской области был назначен генерал А. В. Комаров. Он известен мирным присоединением к России Мервского, Тедженского и ряда других оазисов Туркмении, победой над афганцами и страстью к коллекционированию различного рода древностей. Генерал собрал богатые палеонтологические, этнографические, археологические и нумизматические коллекции, часть которых еще при жизни передал в русские музеи. В Туркмении А. В. Комаров обратил внимание на холмы, внешне похожие на причерноморские курганы, и решил провести раскопки, надеясь найти богатые царские захоронения, подобные скифским.
В 1886 г. генерал приступил к делу, начав с двух холмов (северного и южного), расположенных у железнодорожной станции Анау, к востоку от Ашхабада. Используя, как принято ныне говорить, свое служебное положение, генерал приказал солдатам рыть траншею через северный холм. Однако вместо ожидавшихся прекрасных произведений искусства, великолепных изделий из серебра и золота солдаты стали лопатами выбрасывать на поверхность какие-то черепки, каменные орудия, кости людей и животных… Не найдя царских захоронений, А. В. Комаров прекратил раскопки, о которых затем опубликовал краткое сообщение в «Туркестанских ведомостях». Следует заметить, что любознательный генерал так и не разобрался в характере памятника, который он столь решительно приказал разрезать траншеей.