В энеолите посуда изготовлялась вручную; в период ранней бронзы (Намазга IV) появляется гончарный круг; в пору развитой бронзы (Намазга V) на нем изготавливается почти вся, а во время Намазга VI — вся посуда. В Намазга I и раннем Намазга II сосуды обжигались на открытом воздухе, в позднем Намазга II для обжига были изобретены керамические печи одноярусной конструкции; в Намазга V они сменяются более совершенными двухъярусными горнами.
Основой хозяйства в энеолите и бронзе были земледелие и скотоводство; роль охоты по сравнению с джейтунской эпохой резко упала. Древние земледельцы возделывают ячмень и пшеницу, нут и виноград. Урожайность постепенно растет. Г. Н. Лисицына предполагает, что уже в энеолите, возможно, стали получать по два урожая в год. В эту же эпоху создаются первые ирригационные сооружения, следы которых были открыты Г. Н. Лисицыной в Геоксюрском оазисе.
Определенные изменения происходят в животноводстве. Широко распространяется крупный рогатый скот, хотя и в энеолите и в бронзе в стаде преобладают овцы и козы. Соотношение между мелким и крупным рогатым скотом определяется (на разных поселениях) как 3:1, 5:1, 7:1, 11:1, а между овцами и козами — как 8:1. В энеолите верблюд встречается еще редко, а в бронзе — он уже обычное домашнее животное. В эти эпохи в рацион древних земледельцев начинают входить различные молочные продукты.
Роль охоты, как было сказано, заметно упала: в неолите она давала минимум 25 % мяса, а в энеолите — лишь 12 %. В эту и последующую эпохи обитатели древнеземледельческих поселений Южной Туркмении охотились на куланов, джейранов (на Коша-депе И. С. Масимов нашел глиняную фигурку этого животного времени Намазга III — первая находка изображения джейрана), сайгаков, диких козлов и баранов, тугайных оленей и кабанов, волков и лисиц.
Странная картина наблюдается, когда мы анализируем добычу куланов. В неолите, когда роль охоты была велика, кулана били мало, в энеолите практически ничего не меняется, а в эпоху бронзы добыча его вдруг резко подскакивает. Н. М. Ермолова приводит такие цифры: костные остатки кулана (от числа всех остатков) составляют на Елен-депе (энеолит) 2,6 %; на Шор-депе (ранняя бронза) — 36,5 %; там же в пору развитой бронзы — 13,7 %; на Алтын-депе (развитая бронза) — 15,3 %.
Мы уже писали о трудностях охоты на кулана. Думается, что и в эпоху бронзы охота на него не была более легкой, быть может, она сделалась даже труднее, ибо население значительно возросло, количество же дичи, вполне вероятно, уменьшилось и она стала более осторожной. Все это относится и к кулану. И тем не менее его добыча возросла в несколько раз! И, наконец, такой факт: после эпохи бронзы, в век железа, добыча кулана столь же неожиданно резко падает, сколь внезапно возрастает при переходе от энеолита к бронзе. Вообще, динамика добычи этого животного такова: неолит и энеолит — добывалось мало, бронза — много, эпоха железа — снова мало.
Н. М. Ермолова объясняет это обстоятельство тем, что кулан «в древних поселениях Туркмении играл какую-то роль если не совсем домашнего, то полудомашнего животного»{88}. Иначе говоря, в эпоху бронзы кулана не добывали на охоте, как в энеолите или в век железа, а забивали на мясо, как и прочих домашних животных.
Данные по Месопотамии говорят в пользу этого предположения Н. М. Ермоловой. В Двуречье имеются изображения боевых колесниц, запряженных животными, очень напоминающими куланов. Известно также, что в энеолите в Месопотамии кулан был полудомашним животным, но во II тысячелетии до н. э. лошадь вытеснила его из хозяйства. Может быть, на юге Туркмении также пытались одомашнить это животное?
В энеолите и бронзе (видимо, уже со времени Намазга III) древние земледельцы Южного Туркменистана начинают использовать домашних животных в качестве тягловой силы. Археологи собрали целую коллекцию глиняных моделей повозок, которые дают нам определенное представление о транспортных средствах древних земледельцев. Им уже были известны повозки двух типов — тяжелые двухосные телеги и легкие одноосные, нечто вроде арбы или будущей боевой колесницы. В повозки впрягались верблюды и, возможно, быки. Но вот вопрос о применении силы животных для обработки полей остается пока что неясным, ибо на этот счет нет каких-либо прямых свидетельств.
Мы остановились на состоянии хозяйства древних земледельцев в энеолите и бронзе. Ну а каковы же были их достижения в области культуры?
Дама с календарем
В 1952 г., после своей двухмесячной экспедиции по Южной Туркмении, Б. А. Куфтин писал: «Нельзя недооценивать, опираясь на устаревшие и недостаточные данные американских раскопок в Анау, культурного уровня оседло-земледельческих племен Южного Туркменистана в эпоху первобытнообщинного строя. Уже в эпоху Анау I мы имеем в действительности дело с племенами, обладавшими орудиями из металла, знавшими всех главнейших домашних животных (овцу, козу, свинью, корову, лошадь) и умевших, несомненно, пользоваться животной тягловой силой, строивших обширные многокамерные родо-племенные дома-массивы из сырцового кирпича и овладевших техникой красочной росписи стен»{89}.
Эта оценка, сделанная на основе весьма ограниченного материала, тем не менее в целом оказалась глубоко правильной. Не подтвердились частности; так, в пору Анау I среди домашних животных лошади еще не было; тягловую силу начали использовать не в Анау I, а скорее всего в Намазга III; дома-массивы также относятся к более позднему времени. Но это все стало ясным лишь в результате разносторонних исследований, развернутых после смерти Б. А. Куфтина; в целом же он верно оценил уровень культуры древних земледельцев Южного Туркменистана.
Б. А. Куфтин обратил внимание и на такое важной обстоятельство, как отсутствие на Намазге «явно выраженной социальной или даже значительной имущественной дифференциации…»{90}. Но если, по мысли Б. А, Куфтина, «значительной» дифференциации и не было, то она, несомненно, все же существовала, особенно заметно на Алтыне. Сказанное относится к эпохе бронзы, в энеолите же, особенно в раннем, социальная организация, имущественные отношения оставались такими же, как и в джейтунскую эпоху.
Смена в позднем энеолите однокомнатных домов многокомнатными свидетельствует, как уже говорилось, о сложении большесемейной общины, которая состояла из родственных между собой парных семей, ведущих общее хозяйство.
Мы не знаем достаточно определенно, объединялись ли общины Южного Туркменистана в какой-либо племенной союз, или каждое поселение было совершенно автономной единицей. Учитывая и размеры Намазги, и высокий уровень культуры этого поселения (поистине — великая Намазга!), В. М. Массон предполагает, что, возможно, «лица, стоявшие во главе этого многочисленного и сильного коллектива, распространяли свою власть на соседние территории, входившие в состав союза племен с центром на Намазга-депе»{91}.
Древнеземледельческая культура Южной Туркмении, медленно развивающаяся в V–III тысячелетиях до н. э., на рубеже III–II тысячелетий до н. э. достигла стадии, непосредственно предшествующей раннеклассовому обществу. В эту эпоху на юге Туркменистана начала складываться городская цивилизация древневосточного типа, но процесс этот был прерван в результате какого-то кризиса, о чем мы расскажем в главе, посвященной Алтыну, а сейчас перейдем к идеологии раннеземледельческих племен.
В своей монографии о терракотовых статуэтках В. М. Массон и В. И. Сарианиди так охарактеризовали религиозные воззрения древних земледельцев: «В сфере идеологии это была эпоха общинных земледельческих культов, перераставших в кодифицированную систему религиозных воззрений. Классификация женских статуэток того времени ясно показывает множественность типов женского божества, воплощаемого в терракотовых идольчиках»{92}.