Текст, который при этом произносится, не особенно важен — достаточно соблюдать минимальное правдоподобие. Мол, только вы мне можете помочь, я тут случайно узнала, что у вас училась моя племянница, которую я не видела с детства, мой брат с ее матерью развелся, а такая была милая девочка, мы с ней так дружили, мы ведь почти ровесницы, все еще смеялись, что тетя должна быть пожилая, а у нас все наоборот, а может, это и не она, то ли мне ее разыскивать, то ли это совсем другая девушка, а то я ее разыщу, а окажется, что это совсем не моя племянница, будет ужасно неудобно, вот если бы узнать, откуда она приехала в ваш институт поступать…
Для убедительности неплохо было бы еще и прослезиться, но это у меня никогда не получалось. Впрочем, хватило и так. Несчастная секретарша — или как они тут, в учебной части называются — уже через пять минут, затравленно озираясь, готова была отдать сумасшедшей тетке хоть все шкафы с личными делами, лишь бы тетка, то есть, я, заткнулась. Пора вступительных экзаменов еще не наступила, и волна таких же сумасшедших родителей в институты еще не хлынула. А у студентов, даже во время сессии, во всех ненормальностях сохраняется хоть какая-то осмысленность.
К счастью, личное дело Кристины было на месте. Так, отчислилась по собственному, поступила, экзаменационные оценки, так, приреченская средняя школа номер… Ох, нет, извините, пожалуйста, это не может быть моя племянница, она никогда не жила в Приреченске, надо же, какие бывают совпадения, хорошо, что догадалась проверить, и так далее, и тому подобное. Следующие пять минут я бурно благодарила за помощь и извинялась за отнятое время, чувствуя, что еще чуть-чуть — и на меня уронят один из шкафов.
Конечно, все это можно было бы проделать куда проще. Ничего, зато у бедной секретарши нынче же вечером будет шикарная возможность пожаловаться своему молодому человеку на тяжелую работу и сумасшедших теток, по которым смирительная рубашка плачет.
Все-таки информация Вадима о содержимом ингалятора шарахнула меня изрядно, мозг отказывался принять очевидное: это настоящая, стопроцентная попытка убийства. Без всяких там «трагических случайностей». Требовалось переключиться на что-нибудь противоположное.
Вот только ехать в Приреченск решительно не хотелось. Трястись полтора часа в автобусе, по жаре… Да и кого я там застану?
25
Лучше гор могут быть только горы
В школе пахло краской. Да, я понимаю, что фраза сильно отдает зачином аркановского романа «Рукописи не возвращаются». Но что делать? Действительно, в школе, и, действительно, сильно пахло краской. По углам лежали какие-то не то сгоны, не то муфты — что-то сантехническое, одним словом. Возле директорского кабинета стену подпирали два мешка с мелом. Один из них разошелся по краю и насыпал рядом пыльную кучку, в которую я — проклятье! — едва не наступила. Отмывать от мела кожаные босоножки — увольте, в моей жизни и так хватает развлечений. Когда я заставила себя вернуться к Вадиму на кафедру, дозвониться до приреченской школы и напроситься на личную беседу, я как-то не предполагала, что школа летом — это что-то вроде полосы препятствий.
Директриса являла собой разительный контраст окружающему хаосу. Строгий костюм — в такую-то жару! — белейшая блузка заколота круглой брошкой, стекла очков сияют хрустальной чистотой. И все это венчается аккуратнейшим начесом по моде тридцатилетней давности.
Звали директрису Галина Сергеевна. Она окинула меня пронизывающим взором и заявила:
— Вы Рита, — заявила примерно с той же убежденностью, с которой американские миссионеры сообщают папуасу или русскому «Бог любит тебя». Мне не оставалось ничего другого, кроме как согласиться с этим утверждением. Было ясно, что номер с сумасшедшей теткой, оказавшийся столь результативным в учебной части, тут не пройдет. Да и кураж пропал. Ладно, попробуем напустить на себя таинственности в духе «ну вы понимаете…» Галина Сергеевна к обинякам и недомолвкам отнеслась вполне благосклонно — вероятно, разглядела на моих плечах несуществующие погоны — но сразу поставила точки над «и»:
— Ничего плохого я вам про Кристину сказать не могу, замечательная была девочка, лучшая моя ученица.
— Что вы, что вы, — всполошилась я. — Вовсе не нужно ничего плохого, наоборот. Просто расскажите о ней поподробнее. Хорошее — это даже еще лучше.
Удивилась ли Галина Сергеевна или усомнилась в цели моих расспросов — мне неведомо. Если и удивилась — ничем этого не выдала, кроме легчайшего движения брови и легчайшей же усмешки.
— Что вам сказать… Очень хорошая была девочка, очень старалась, у нас ведь обычная школа, особых возможностей никаких, вы понимаете? Но Кристина даже в наших условиях старалась свыше сил. Пятерки — это само собой, ей этого мало было. Знаете, — Галина Сергеевна слегка улыбнулась, и взгляд ее смягчился. — Я сама с ней французским занималась. По программе у них английский был, а это дополнительно. Она стремилась чего-то достичь, очень стремилась и все для этого делала. Я даже разрешила ей занятия по автоделу посещать, с мальчиками. — Галина Сергеевна поджала губы. — Обычно мы такого не допускаем, а то сплошные… — она поморщилась, — ну, в общем, не школьные настроения начинаются. А уж детдомовские, сами понимаете, они раньше начинают всем этим интересоваться, да и наследственность…
— Детдомовские? — удивилась я. — Разве Кристина?
— А вы не знали? — удивилась в ответ Галина Сергеевна. — У нас больше половины школы из детского дома. Им ведь тоже нужно где-то учиться, а мы тут рядом. Да вы его видели, когда к школе подходили, серое здание справа. Может, и не стоило про это упоминать. Впрочем, нет, вы как раз должны понять. Кристина выделялась, совсем на этих зверенышей не была похожа. Им ведь школа всем абсолютно не нужна, — Галина Сергеевна покачала головой. — У них уже со второго-третьего класса другие интересы.
— Наверное, Кристину в классе не очень любили? — предположила я.
— Как вам сказать… Тех, кто выделяется, вообще не очень приветствуют. Быть как все гораздо спокойнее. Кое-кто считал, что Кристина чересчур задирает нос, да.
— Кое-кто — это вообще или там были явные враги? Тем более, что внешностью Кристину бог не обидел.
— Если вы имеете в виду ту дурацкую историю с Лилей Макаровой…
— Ну, к примеру… — я слышала эти имя и фамилию впервые, но, естественно, сделала вид, что история мне знакома.
— Это все глупость, Кристина вела себя безукоризненно, она совершенно этого мальчика не поощряла. Но, конечно, рядом с ней Лиля сильно проигрывала. Во всех смыслах — и внешне, и по обаянию, и по манерам. Да и помладше она, а в переходном возрасте два-три года — разница колоссальная. Естественно, мальчик… как же его звали? Я в этом классе не преподавала, поэтому не очень хорошо их помню. Саша? Или Слава? Кажется, все-таки Слава. Конечно, он от Лили отдалился и начал ухаживать за Кристиной. Школа — не место для всех этих романов, но куда же от них денешься? — Галина Сергеевна тяжко вздохнула. — А в данном случае это было совершенно естественно. Тем более, мне с самого начала казалось, что он ухаживал за Лилей только из-за ее матери.
— А у нее было такое большое влияние? — кажется, мне все еще удавалось поддерживать впечатление собственной осведомленности…
— Ну что вы! Серафима Гавриловна — педагог старой закалки, самый требовательный человек из нашего коллектива, а химия — предмет серьезный. Этот Слава — или все-таки Саша? — ах нет, теперь я вспомнила, Станислав его звали, до этого он первым в классе шел, а когда с Лилей поссорился, сразу на тройки съехал. А Кристина — нет, как бы к ней не придирались.
— А Серафима Гавриловна сильно придиралась после этого?
Галина Сергеевна замялась.
— Вообще-то за ней такого не водилось, просто Лиля у нее была единственный свет в окошке, она в ней души не чаяла, понимаете, одна всю жизнь, поздний ребенок. Ее можно понять…
— Да-да, конечно, это очень понятно. Она еще работает?