— А с вашим телевизором что?
— Да кто ж его знает? Не показывает. Герочка вот обещал мастера вызвать.
Ох, если бы все проблемы решались так же легко. На такой случай у меня есть Кешка — тринадцатилетний технический гений, который наверняка лет через двадцать получит какую-нибудь нобелевку, а то и две. Либо уж как минимум станет новым Гейтсом или Джобсом. Если, конечно, раньше никто его не придушит — вредности в юном даровании ничуть не меньше, чем талантов. Нет бы тихонько сидеть и грызть научный гранит — обязательно ему надо, чтобы результаты его экспериментов радовали как можно большее число окружающих.
Да ведь как еще радуют… Когда стул под завучем вдруг начнет жизнерадостным голосом пересказывать рекламу какого-нибудь «сжигателя жира» — окружающие, ясное дело, в восторге. Кроме самой жертвы, естественно. Разве бедная женщина виновата, что весит почти центнер? Ну не любят ее, так я, к примеру, в жизни не встречала завуча, которого бы любили ученики. От инфаркта ее тогда спасла, по-моему, лишь тридцатилетняя педагогическая закалка.
В общем, невинный отрок Иннокентий, воистину! Мы живем в соседних, «склеенных» углами домах, два этажа разницы. И когда я вижу, как Иннокентий, мать его, Глебов вроде паука на паутинке соскальзывает по репшнуру со своего балкона на мой — вроде и рядом, а у меня каждый раз сердце уходит не то что в пятки, прямо в пол.
Энергии лишней у него много, у преступника малолетнего. Часть ее дитя тратит на общественно-полезную деятельность: как-то я свела его с одним своим знакомым, и с тех пор Глебов поддерживает в рабочем состоянии всю тамошнюю офисную технику — от компьютеров до вентиляторов. Но чтобы всю Кешкину энергию потратить, одного опекаемого офиса явно мало. Даже вкупе с процессом обязательного среднего образования. Вот и развлекается юное дарование, как умеет. А так вообще-то он парень добрый, помочь «осиротевшей» в одночасье бабушке наверняка не откажется. Если, конечно, я его на городских пространствах выловлю — это раз. Если он не грохнется в обморок от одного упоминания такой археологии, как этот чертов «Горизонт» или как бишь его там — это два. Если… Да ладно, попробовать-то можно?..
42
Умножающий познание умножает скорбь.
Решительно, сегодня — везучий день. Может, со смертью Стаса все неприятности наконец-то иссякли? Забыть все мои фантастические предположения, собрать какую-никакую доказательную базу для Германа свет Борисовича и — прощайте, господа Шелесты, на всю оставшуюся жизнь.
Впрочем, это потом. Сейчас первоочередная задача — утешить Зинаиду Михайловну. На мое счастье Глебов не только оказался дома, но и был «до пятницы совершенно свободен». Ну не до пятницы, естественно, лишь до сегодняшнего вечера, но на обследование телевизора, надо думать, хватит.
Поскольку по неясным для меня причинам Кешка готов оказывать мне всякие услуги по первому намеку, он явился пред мои светлые — ну, серо-голубые обычно считаются светлыми, правда? — очи уже через полчаса. Зинаида Михайловна ахала и ужасалась — как же такой малютка полезет в это гадкие электрические кишки? Ничего себе малютка! Глебов в свои двенадцать не то тринадцать годков ростом мог соперничать уже со мной, а соображалка у него лучше, чем у большинства моих знакомых взрослых.
Памятуя о незыблемом правиле «не лезть под руку мастеру», я оставила Иннокентия наедине с «больным» и благоразумно удалилась. Однако не прошло и четверти часа, как доблестный борец с электроникой вновь возник на моем пороге.
— Неужели все? — восхитилась я. Кешка, конечно, гений, но не до такой же степени. Да и не бывает у победителей таких удрученных физиономий. Даже не столько удрученных, сколько озадаченных. Наверное, его потрясла древность изделия, и он сейчас предложит отправить этот самый «Горизонт» в музей.
— Я тебе кое-что показать хотел, — со вздохом сообщил Иннокентий.
— Солнышко, а ты меня не переоцениваешь? — удивилась я. — Я, надо полагать, отличу электронную лампу от таракана — но лишь потому, что лампы не склонны к самостоятельному передвижению.
— Не прибедняйся, — буркнуло дитя. — Знаешь ты, как лампа выглядит. А большего и не требуется.
Устами малолетнего эдисона глаголила сама истина. Я действительно знаю, как выглядит электронная лампа. Хуже того, вполне представляю себе, как она работает, — сущее неприличие. Как подсказывает жизненный опыт, знания — кроме чисто гуманитарных и кулинарных — неподобающее украшение для женщины. Для того, чтобы иметь успех у противоположной части человечества, не обязательно обладать внешностью фотомодели. Даже кулинарный талант всего лишь желателен. Но любой агрегат сложнее авторучки должен вызывать в девушке священный трепет, временами переходящий в панику, — это непременно. Можно носить пятьдесят шестой размер при росте метр шестьдесят, можно разговаривать так, что Эллочка-людоедка покажется профессором филологии, — но не дай Бог отличить двигатель внутреннего сгорания от швейной машинки. Как только ты позволишь себе проявить такую фантастическую неженственность — все, приговор тебе подписан, и будь ты трижды Синди Кроуфорд, объект охоты потерян для тебя навсегда. Кроме того, не подобает зарабатывать больше мужчины — так же, как самостоятельно выкручивать перегоревшую лампочку — но это уже мелочи.
Справедливости ради стоит заметить, что среди мужского пола таки попадаются экземпляры, которые не шарахаются, как пастор от синагоги, от женщины, способной разобрать и собрать утюг без ущерба для здоровья, как своего, так и утюга. Но встречаются они не чаще привидений, поэтому на общую картину практически не влияют.
— Самую большую лампу видишь? — несколько запоздало спросил Иннокентий, продемонстрировав мне внутренности семьсот какого-то «Горизонта» — по-моему, это один из первых отечественных цветных ящиков — давно пора было отправить этого динозавра в музей. Хотя бы ради безопасности. Но кто же мог подумать?
Самую большую лампу я видела — более того, с первого взгляда было ясно, чем она привлекла внимание Глебова.
— Это ты с нее экран снял? — задала я вопрос, глупее которого и придумать было нельзя. Под «экраном» я, конечно, имела в виду такую «жестяную» штучку — не знаю, как она на самом деле называется — которая прикрывает почти каждую электронную лампу для защиты от вредных излучений. Но Кешка, разумеется, меня понял. Может, эта штука и вправду экраном называется?
— Нет, не я, — терпеливо ответил Кешка. — Судя по состоянию крепежа, экран сняли достаточно давно.
— Достаточно давно для чего? Ты хочешь сказать, поздно уже бить тревогу?
После некоторого раздумья Кешка покачал головой:
— Хочется надеяться, что нет. Если, конечно, никто пока еще не умер. Это все-таки лампа, а не ядерный реактор. Да и телевизор обычно не круглосуточно смотрят, сама понимаешь, тут все от времени зависит. А я не спец по медицинской радиологии.
Честно говоря, я тоже не спец. Только и знаю, что всякие нехорошие излучения могут происходить из разных источников, а организму они все не нравятся, он от них болеет и вообще чахнет. И для этого вовсе не обязательно попадать в район ядерных испытаний. Некстати вспомнилось, как Герман уговаривал отца лечь на обследование по причине непонятных недомоганий. Генерировать «нехорошие» волны могут самые разные источники: телевизоры, микроволновые печи, рентгеновские установки и все такое прочее. Если, к примеру, капсулу с цезием — рабочий орган любого металлодетектора — спрятать в любимом кресле какого-нибудь нехорошего человека, по прошествии весьма недолгого времени нехороший человек отправится в бессрочную экскурсию по загробному миру. В телевизоре, конечно, никакого цезия или плутония нету, вообще никаких радиоактивных веществ — но излучение тем не менее наличествует. В микроволновке вон тоже никаких уранов нету, но совать в нее руки-ноги-головы не рекомендуется. В каком диапазоне излучает электронная лампа — мне неведомо. Но… если Иннокентий говорит, что именно данная конкретная лампа излучает вредно и сильно — значит, так оно и есть.