Однако быстро поняла, что упорная учеба — отнюдь не гарантия безбедной и спокойной жизни. Осмотревшись, она начала другую охоту. Институт — побоку. Не прошло и полугода, как она начала работать в конторе у Германа. Спустя еще совсем недолгое время мы можем видеть бывшую бедную сиротку уже в качестве новоиспеченной мадам Шелест. Хэппи-энд.
И тут обнаруживается, что покой нам по-прежнему только снится. А вдруг кто-то узнает, что она детдомовская? А вдруг долгожданного супруга убедят в том, что они неровня? А вдруг разлюбит и вышвырнет?
— Господи, чушь какая! Герман не способен никого никуда вышвырнуть. Хотя… вообще-то…
— То-то и оно, что «хотя вообще-то»… И не смотри со своей колокольни. Ты не росла в развалившейся избе, прячась от пьяных родителей.
— Да, пожалуй. Чего не было, того не было. А ты уверена, что ее родители не сами угорели?
— Либо так, либо ей это привиделось. Главное ведь — что она сама уверена в том, что сделала. А дальше уже все очевидно. Домашние Германа терпеть ее не могут — так же, как когда-то ненавидели родители. Значит, надо максимально упрочить свои позиции.
— Я же ее видела несколько раз — такая нежная, хрупкая…
— Угу. Я на том же прокололась. И Герман, кстати. Казалось, что вокруг беззащитного создания собираются злобные враждебные силы… А они собирались не вокруг, а в ней самой. И знаешь, дело может быть даже не в материальном достатке, а в том, что это чудовище выросло из ребенка, которого никто не защитил, когда в этом была необходимость. Возможно, если бы Герман не любил своих домашних и не пытался всех объединить, ничего бы и не было. Она бы чувствовала, что ее наконец-то любят — и все в порядке. А тут приходится делиться. Да не богатством — любовью.
— Но ведь оттого, что человек любит, например, сестру — он не станет меньше любить жену.
— А Кристине-то откуда об этом знать? Ей, я думаю, казалось, что если у Германа, кроме нее, никого не останется, то тогда уж он точно никуда не денется. Вдобавок ко всем своим страхам она обнаруживает, что у Германа есть сын, о котором он, кажется, не догадывается.
— Ты что, мыльную оперу мне решила рассказать?
— Да уж прям! Все проще. Стас — сын Нины, это никакой не секрет. Сто лет назад, чуть не в школьном возрасте у Германа с Ниной был роман. И, как я думаю, они поссорились. Да так крупно, что она уехала куда глаза глядят. И уже вдали от дома обнаружила, что беременна. А когда вернулась… Она ведь гордая, как черт знает кто. Видимо, хотела, чтобы Герман сам догадался, чтобы прощенья попросил. Но ты же знаешь мужиков — их пока носом не ткнешь… Вот так и вышло.
— Так Герман Борисович до сих пор, что ли, не знает?
— Сейчас-то, наверное, уже знает, да что толку? Но это так, преамбула, вернемся к Кристине. При полной моральной недоразвитости мозгов у нее навалом. А тут и удачный случай нарисовался. Ольга отца очень любит и наверняка ревновала страшно. И начала подбрасывать молодой мачехе угрожающие письма. Не от большой злобы — так, насолить немного. Но Кристина этим тут же воспользовалась: ах, кто-то из домашних ее страшно ненавидит и преследует. Показывает письма Герману — кстати, не удивлюсь, если к Ольгиным произведениям Кристина и от себя изрядно добавила, — и порванную цепочку, его подарок, разливает у себя ванной шампунь… Герман, естественно, пугается и начинает лелеять и беречь ее еще пуще. Понимаешь, мне бы сразу догадаться, что к чему, как только я эту цепочку увидела. Ее никто не рвал — ее разрезали.
— Ну и что? Какая разница?
— Потому что цепочка была разрезана всего на четыре куска. Если бы разорвана — понятно, это ж не нитка, разорвать непросто. А разрезать-то можно было буквально в клочки. Это если бы действительно кто-то посторонний злобствовал. Сама же Кристина цепочку банально пожалела. Вещь действительно очень красивая. Четыре-то куска ювелир и починить сможет, а если совсем растерзать — вряд ли. Жалко. Но я не догадалась. Идиотка.
— Ну знаешь! — возмутилась Лелька. — Ты что, ясновидящая, что ли?
— Оно и плохо. Три трупа, не считая Ольгиной раны.
— Что?!
— Что слышала. После подготовительного этапа начинаются несчастные случаи. Причем каждый раз создается впечатление, что направлены они против Кристины, а другие люди оказываются жертвами по чистой случайности. У машины, на которой она собиралась ехать на примерку, отваливается колесо — но в машине в это время не Кристина, а Вика с мужем. Тимур — муж Вики — насмерть, у самой Вики — выкидыш, Стас, увы, отделывается ушибами.
— Увы?!
— С точки зрения Кристины — конечно, увы. Дальше она мне подсунула этот чертов ингалятор с синильной кислотой. Не то ей показалось, что я задаю слишком много вопросов и вообще опасна, не то она решила убедительно продемонстрировать, что на нее действительно покушаются — а я просто под руку попалась. Мне думается, что она его для Светочки готовила, да терпения не хватило. Стоит себе ингалятор в ее ванной, а тут простуженная Маргарита Львовна — очень удобно. Кстати, в тот момент у меня возникли первые подозрения. Но ситуация меня отвлекла — я вдруг решила, что одна из Ольгиных сокурсниц имела, во-первых, веские основания, во-вторых, возможность, делать Кристине гадости. Дальше опять начались несчастные случаи. Ну, то есть якобы несчастные случаи. Кристиночка утаскивает из шкафчика Ядвиги — ну, эта германовская двоюродная тетка или что-то в этом роде, все время с разными травами возится — ядовитую настойку и наливает отравы в кофейник, из которого сама, естественно, не пьет, оставляет на столе.