Они пошли по улицам Парижа, безостановочно, в открытую целуясь, полубессознательно продвигаясь по направлению к его цыганской повозке. Теперь, среди дня, это место выглядело оживленным. Цыганки собирались идти на рынок продавать кружева. Их мужья спали. Другие же готовились отправиться на юг. Ренго сказал, что он собирался было пойти с ними. Но он должен был играть в ночном клубе, где ему хорошо платили.
— А к тому же, сейчас, — сказал он, — у меня есть вы.
В повозке он предложил ей вина. Они курили. Он снова целовал ее. Потом он встал, чтобы задернуть маленькую штору. И затем он раздел Хильду медленно, нежно снимая чулки, большие загорелые руки держали их так, словно они были сотканы из воздуха. Он помедлил, чтобы взглянуть на ее подвязки. Он целовал ее ноги. Он улыбался ей. Его лицо было ясным, и сияло юношеской радостью. Он раздевал ее так, будто она была его первой женщиной. Сначала он не мог расстегнуть ее юбку, и когда нашел застежку, то все удивлялся ее устройству. Потом он снял с нее свитер, и она осталась только в трусиках. Он упал на нее, целуя ее в губы снова и снова. Затем разделся тоже, лег снова на нее, и когда они целовались, он снял с нее трусы и прошептал: «Ты такая нежная, такая маленькая, что я не верю, есть ли там что-то».
Он раздвинул ее ноги, только чтобы поцеловать ее. Она чувствовала, как был тверд его фаллос, коснувшийся ее живота, но он взял его и попросту отбросил вниз. Хильда была поражена, увидев, с какой жестокостью он отводит фаллос, подавляя свое желание. Казалось, ему нравилось лишать себя последнего наслаждения, и в то же время нравилось возбуждать и ее и себя до последнего предела одними лишь поцелуями. Хильда стонала от наслаждения и от боли ожидания. Он целовал ее губы и ее вход, и ракушечный аромат ее вагины оставался на его губах и смешался с его дыханием. Но он все продолжал отталкивать свой фаллос, и когда они лежали изможденные от незавершенного возбуждения, он заснул, как ребенок, со сжатыми кулаками, с головой, покоящейся на ее груди. Время от времени он ласкал ее, бормоча: «Невозможно, что у тебя что-то есть, ты слишком нежная и маленькая. Ты ненастоящая…»
Его рука лежала у нее меж ног, она отдыхала, прижавшись к его телу, которое было вдвое больше, чем ее. Она дрожала так сильно, что не могла уснуть.
Его тело пахло лесом; волосы — сандаловым деревом, кожа — кедром, словно бы он всю свою жизнь жил среди деревьев и растений. Лежа рядом с ним, чувствуя неудовлетворенность своего желания, Хильда ощущала, как женщина, живущая в ней, учится отдаваться во власть мужчины, подчиняться ему. Она понимала, что все еще наказана за ту попытку, за свое нетерпение, за ее посягательство на мужское главенство. Он возбуждал и отталкивал ее, пока ее своенравие не было сломлено.
Понял ли он, что это в ней было ненастоящим, вынужденным? Так или иначе, но он был слепо одержим стремлением побороть в ней прежнее. Снова и снова они встречались, и раздевались, лежали рядом, целовались, ласкали друг друга до сумасшествия, и каждый раз он убирал свой фаллос, прятал его.
И снова и снова она лежала, не выказывая ни желания, ни нетерпения. Она пребывала в состоянии волнения, обострявшего ее чувственность. Она как будто принимала какие-то неизведанные наркотики, делавшие ее тело более чувствительным к ласкам, к прикосновению, к самому воздуху. Она воспринимала прикосновения платья к коже так, словно ее касались рукой. Все, что касалось ее, было рукой, которая сжимала ее грудь, ее бедра постоянно. Она открыла новое царство — царство ожидания и пробуждения, такого эротического восприятия мира, какого она никогда не могла представить себе.
Однажды, во время их прогулки, у нее сломался каблук и он понес ее на руках. В эту ночь он взял ее при свете свечи. С перепутанными волосами, с черным, как уголь, обжигающим взглядом, набросился на нее, подобно демону, и мощный фаллос входил и входил в нее, в ту женщину, власти над которой он жаждал с самого начала, дожидаясь ее покорности до этого, столь желанного ему часа.
Чанчиквито
Когда Лауре было около шестнадцати, ее дядя, проживший много лет в Бразилии, рассказывал ей об этой стране бесконечные истории. Он смеялся над жителями Европы. Он говорил, что в Бразилии люди занимаются любовью, как обезьяны, легко и часто. Женщины там доступны и полны желания, и каждый свободно признается в своих любовных аппетитах. Он, смеясь, рассказывал о том, какой совет дал своему другу, когда тот отправлялся в Бразилию. Он ему сказал: