– Умный какой, отметил маневр птицы Куулар, понимая, что гриф не стал резко подниматься над человеком, кинувшись с холма, из-за опасения, что его подстрелят на взлете, а «прикрылся» холмом, набирая высоту.
Вдали между двух холмов Куулар увидел свое стадо, за которым сейчас присматривал старший сын.
– Задремал, однако, ‒ совсем расползлись овцы и козы по холмам, – добродушно отметил пастух, испытывая удовлетворение от того, что от него зависит, как следует вести семейное дело, а сын отлично осваивает тонкости работы со стадом.
Подъехав ближе, Куулар увидел своего сына, который присев на корточки поил молоком из воронки ‒ бычьего рога, новорожденного ягненка.
‒ Окатилась, ‒ показывая на лежащую рядом изможденную овцу, встретил отца озабоченным взглядом парень.
‒ Ночью еще окатилась, ослабла сильно, не кормит ягненка, вот я взялся попоить молоком, ‒ продолжил деловито сын, не отрываясь от процесса кормления. Было заметно, что процедура выхаживания ягненка доставляет сыну удовольствие.
Ягненок неумело сосал, захлебываясь и Куулар улыбаясь, похвалил сына:
‒ Хорошо, сын! Я заберу ягненка с собой, ‒ дома выходим, ‒ отметив, что совсем стал взрослым его старший сын.
Еще год назад Куулар сам был вынужден слушать своего старого отца, – который последний год практически безвылазно сидел в юрте и, частенько невпопад, отдавал команды, направляя сыновей к стаду, сверяясь с солнечными часами, которыми служило само жилище арата.
Юрта, по правилам, отшлифованным тысячелетним опытом кочевой жизни, ставилась строго входом на юг и была организована как солнечные часы. Так, если сидеть напротив входа – на месте хозяина стойбища, то по движению солнца, проникающего в юрту через отверстие на вершине купола юрты и бросающего тень от центральной стойки, можно было определить время дня и точно узнать, что следует делать в стойбище в тот или иной час. В час Зайца начинался летний день, угасал в час Собаки, а следом на небе высыпали звёзды – это наступал час Свиньи. В час Змеи гнали стадо на выпас, а к часу Петуха возвращались и располагали животных к ночлегу.
Юрта – казалось бы, зыбкое сооружение, служит, между тем, настолько исправно поколениям степных жителей, что многие, решившись перебраться в города и поселки, тащили с собой и юрту, и частенько возле многоквартирного дома возникала улица из нарядных шатров.
Ну, никак не приживались в квартирах с удобствами степняки!
А разместившись в новых жилищах, проводили больше времени в юрте, оставляя пространство квартиры для более молодых. В юртах варили чай и, собрав соседей, до позднего часа обсуждали житейские проблемы, сдобренные вселенскими новостями.
В юрте было удобно, уютно и в стужу, когда, подтопив сухостоем печку, дружно грелись и пили суутай цай – плиточный зеленый чай с молоком, солью и жиром. После такого чая прибавлялось сил и совсем не клонило в сон, и было уютно на душе и тепло, не смотря на стужу и ветер за тонкими стенами жилища.
Летом же, когда солнце выжигало степь до камней, стоило войти в юрту, что стояла как девушка в реке с задранным над водой подолом платья, ‒ с приподнятой над землей кошмой, становилось прохладно: понизу тянуло воздух, и в юрте царила приятная атмосфера. И опять, собравшись округ очага, домочадцы, справив текущие обязанности в стойбище, по традиции молча, но шумно отдуваясь и потея, пили спасительный суутай цай.
Суутай цай в зной заменял и обед, и ужин, а в зимнюю стужу прогревал и давал столь нужную для работы энергию.
Куулар старался отцу не перечить, полагая, что с годами у стариков теряется связь с реальным миром и только ждал, когда всё управление хозяйством в семье перейдет к нему – третьему сыну, который остался с отцом, чтобы наследовать хозяйство. Два брата, что постарше, жили уже своей жизнью, кочуя в долине со своими, когда-то отделенными от общего стада животными.
Отец ушёл в мир теней трагически.
Грянула в степи большая беда. Вдруг малоснежная поначалу зима обернулась обильным снегопадом и страшным бураном, который бушевал без малого неделю. Началась жестокая пурга столь стремительно, что многие араты не успели вернуться и оказались среди открытой степи со своими стадами.
Вдруг потемнело все вокруг, обрушился невероятно плотный снегопад и налетел вихрь такой мощи, что было не видно вокруг ничего, кроме белой круговерти.
Сбились в кучу овцы, стояли, прижавшись друг к другу крутыми боками яки и коровы, верблюды легли наземь. Так многие и замерзли, заметенные двухметровым слоем снега. Не было такого бурана вовек в степи. А когда буран утих, и заиграло солнце, трудно было найти павших животных и их пастухов, погибших под тяжким ударом стихии. Силен человек, но в этот раз не всем достало сил спасти себя и свой скот. Когда находили и откапывали погибших, представало полное печали зрелище: замерзшие животные стояли как в столбняке, словно вылепленные из снега и льда. Погибшие люди лежали, свернувшись клубком, многие словно прилегли отдохнуть, а кто-то умер стоя, прижавшись к стоящим животным и занесенный снегом рядом с кормильцами семьи.