Отец, почуял беду загодя, кинулся, превозмогая боль в ногах в степь к стаду, успел на своем мерине добраться и помог Куулару вернуть животных к ближнему распадку под защиту от шквала, и… пропал.
Отца нашли только через неделю после бурана. Он сбился с пути и вместе с конем его замело снегом в овражке, где и замерз, навеки присев у лежащего, видимо смертельно уставшего брести через буран и глубокий снег коня.
На голове Куулара ладно сидел остроконечный малагай с бархатным малиновым околышем.
Любил арат покрасоваться, ладно усевшись в сияющее кожаное седло и пришпоривая своего скакуна, облаченного в нарядную сбрую с начищенными медными бляхами и накладками.
Куулар, отправляясь в поездку за стадом или на охоту, подпоясывался всегда широким длинным кушаком из синего как небо шелка, которым плотно обматывается пояс всадника. Пояс спасал поясницу наездника от холодных ветров, а позвоночник от бесконечной тряски в седле. Собираясь в дорогу, стало традицией обматывать пояс с помощью детей и жены, которые смеясь, затягивали кушак. Закончив эту забавную процедуру, все весело смеялись и желали отцу удачной поездки.
На ногах Куулара были новые легкие гутулы – сапоги с загнутым вверх носами и расшитым цветной кожей голенищем.
Куулар хорошо знал обычай предков – не беспокоить подземных духов и обитателей скрытого от глаз мира даже тем, чтобы царапать землю носками обуви. В особых священных местах – близ дацанов, обо и храмов, копыта своих коней араты обматывали плотным полотном и вели коней под уздцы осторожно, так чтобы копыта не оставляли следов на земле и не тревожили духов и демонов подземного царства.
Теперь, правда, многие ленились шить гутулы – обходились мужицкими, неказистыми тяжелыми русскими кирзачами с тупыми плоскими носами, одевая нарядные и теплые гутулы только по праздникам.
Да, ‒ многое поменялось в степи с течением времени.
Кто бы мог думать, что у юрт появятся солнечные батареи, ветряки и уютные проходимые машины, а в юртах зазвучит музыка и будет светиться экран телевизора, а из прохладной глубины холодильника можно будет в любой час достать холодного молока.
Но традиции народа не уходили совсем, не смотря на разрушительную коррозию народной культуры и обычаев. Все же суровая жизнь степняка-арата так рационально устроена, так отшлифована веками, что изменить что-то было не всегда под силу и проникающей в жизнь цивилизации с её гаджетами, спутниковыми антеннами и навигацией.
На скатах юрты в каждом стойбище сушили по-прежнему сыр арул из кислого молока, добавляя соль. Под ярким солнцем получался каменной твердости сыр, который не плесневел и был так тверд, что его нужно было сначала долго-долго держать во рту, помаленьку грызя, а только потом есть осторожно надкусывая. Зубы от частого приёма сыра каменной твердости были остры и сияли белизной на смуглых лицах домочадцев, особенно детей, для которых арул был порой единственным лакомством.
Особенно любили в долгой дороге пастухи жевать для утоления голода сушеную говядину – мясо борц, что сушили тонкими полосками под солнцем на ветру так долго, что мясо превращалось в полупрозрачную лишённую влаги пленку.
Отправляясь в степь, подвяжет к поясу арат кожаный мешочек, в котором кусочки арула и борца, и так может скакать сутками за стадом, не останавливаясь, посасывая соленый сыр и пережевывая сытный борц, которые не могли испортиться в долгих поездках и под палящим солнцем, и в сырую дождливую погоду.
А на привале, спешившись у родника, можно было сварить сытный суутай цай, добавив в него истолченный мелкой крошкой борц с солью.
Плавно, рысцой двигаясь по степи, думал Куулар о том, что пора уже перебираться на новое место для выпаса стада. Вокруг стойбища трава поредела, выбитая копытами животных. Новое удобное место присмотрели они со старшим сыном ниже по течению реки. Холм с кустарником у подножия укрывал от северного ветра, кустарник позволял собрать хворост на растопку печи, а река воду для того, чтобы поить животных. Под холмом из скалы бил родник, а вокруг за холмом простирались степные угодья – яркое разноцветье трав, столь любимых животными из стада.