Детей и жену первое время приютили братья Куулара, а старший сын уехал в город и поступил работать на стройку, не надеясь продолжить дело своего рода, где пропал, связавшись с плохими людьми не оставив и весточки.
Жена, его певунья Чылтыс, от отчаяния и тоски тяжело заболела и слегла, и, не оправившись от свалившегося горя, угасла.
Младшие дети после смерти мамы оказались в семьях родственников, и это было лучшее, что с ними могло случиться в сложившихся условиях.
Куулар стоял на вершине холма, обдуваемый свежим ветром и, оглядывая степь, обратил внимание на свои стоптанные тюремные ботинки. Выглядела тюремная обувь, так не похожая на его яркие с бодро задранными носами гутулы, ужасно и совершенно неуместной сейчас.
Ощутив растущее отвращение к себе и всему тому, что с ним случилось, Куулар присел и снял ботинки, оставшись босым.
Захотелось пуститься бегом с холма, так как он это делал в детстве, бегая наперегонки со своими братьями. Казалось, можно так разогнаться в беге навстречу ветру, что взлетишь над землей, чтобы парить как гриф, ‒ свободно, без усилий опираясь на плотный поток, несущегося навстречу воздуха. Куулар, собрав силы, кинулся вниз по склону по жесткой траве, по каменной осыпи, не чувствуя боли в ногах и так бежал пока были силы, вдыхая такой знакомый, насыщенный ароматами трав воздух, словно хотел убежать от случившейся с ним беды, выскочить из крепких объятий неприятных и злых обстоятельств.
Взлететь и покинуть свои печальные мысли не удалось, и только боль в ступнях теперь несколько отвлекала от боли душевной.
А под холмом стояла покосившаяся и прохудившаяся юрта, как укор, напоминание о разрушенной Кууларом жизни его семьи, а на холме теперь валялись старые брошенные им тюремные ботинки. И между этими предметами была дистанция размером в потерянную жизнь.
Как оказалось, можно легко, наивно разрушить свой уклад, семью, достояние и собственное достоинство, создаваемое годами своей жизни и поколениями, порой только одним неверным роковым шагом, оказавшись на развилке судьбы.
Тяжело и горько думал о своей жизни Куулар, присев на землю у юрты и склонившись к норе, что оказалась у его ног и отметил молодого, нахального суслика, который бесстрашно сновал у его босых, истерзанных бегом ног, высматривая добычу.
КЯХТА
Из истории Русской Америки.
Раздел из книги «Сны командора»
Отгуляв свадьбу и коротая лютую зиму за учетом своего торгового имущества, собрался Григорий Иванович на ярмарку в Кяхту, как только минули крещенские морозы, и в феврале заиграло совсем по-весеннему в этих широтах солнце.
Засобирался на ярмарку Григорий Иванович с охотою матерого дельца, этакого засидевшегося заядлого рыбака-удильщика, который без торговых сделок, как рыбак без поклевок, начинает закисать. Долгие уже годы жил и дышал Григорий Иванович атмосферой, в которой сходятся крепкие характеры торговых людей, и рождается навар от продажи – вечно ускользающий барыш, – прибыль, от которой порой ломятся склады, пухнут счета в банке и растет уважение и страх в глазах конкурентов.
Засобирался также, дабы просто продать залежавшийся, но еще не потерявший в цене свой товар, – меховую рухлядь, да прикупить на вырученные деньги столь нужные на промыслах ткань, продукты и специи, а еще запастись чаем, что стоил на Кяхтинском рынке сущие копейки в сравнении с ценами в Санкт-Петербурге и Москве.
Кяхтинский рынок сформировался как ветка-отросток Великого Шелкового пути из Китая в Европу, и здесь можно было приобрести все, чем славился Китай. Особо ценились, кроме чая, ткани, шелка, фарфор, различная посуда и хозяйственная утварь.
Интерес был и чисто житейский у Шелихова: знакомцев повидать, пообщаться, узнать почем ныне лихо купеческое, да доля торговая, что на рынке пользуется спросом, найти новых компаньонов для дела и просто отдохнуть душой, – поиграть в картишки, потрапезничать в честнóй компании, посетить знатные дома.
Засиживаясь допоздна, в один из таких вечеров пригласил Шелехов к себе зятя, да заговорил с ним о поездке на ярмарку.
Николай, который по приезду в Иркутск и особенно после женитьбы округлился и сиял теперь лицом, как начищенный речным песком самовар, спешно пришел с нетерпением, ожидая делового разговора, – так уж он утомился, пропадая в безделке, проводя время в основном в обществе женушки своей юной Анны, расторопной Натальи Алексеевны и младших шелиховских детей. Женщины без конца потчевали Николая всем, что могли подать на стол из печи и погребов, старательно выдумывая все новые изыски сибирской кухни.