– Вот ведь и так бывает, сидел бы за камнем немного иначе – был бы жив, − пронеслось в голове, и стало понятно, что убит парень был пулей, которая летела мимо, но воля случая – судьбинушка солдатская распорядилась иначе.
Иван теперь попробовал ползти лежа на спине, отталкиваясь пятками ног от земли, наблюдая вокруг, слегка приподнимая голову. В этом месте, совсем близком от окопов неприятеля была опасность, что перехватят немцы и утащат одинокого солдата в плен. Такое было на памяти Ивана уже не раз.
Между тем стрелок из немецкого окопа заметил движение и щедро сыпанул новую порцию смертельного «гороха». Иван прижался к дну ложбинки, замер, но не уберегся – страшной силы удар в ступню ноги и резкая боль известили – зацепили и пора, братец, снова в медсанбат. Оглядев ногу, Иван отметил, что пуля прошила сапог со стороны подошвы и раздробила, размочалила пальцы.
Слабея от потери крови, с трудом добравшись до окопа дивизиона и все же дотащив термос с кашей и мешок с хлебом, Иван оглядел ногу. Сапог был испорчен, пуля оторвала почти весь носок сапога. Ладными хромовыми сапогами, добытыми по случаю, старшина гордился. Бывало, начищал до блеска и отправлялся к медсанбату, где приглядел ладную улыбчивую санитарку Анну, за которой пытался ухаживать. Щеголяя в чищенных офицерских сапогах, старшина производил впечатление, вышагивая и позванивая медалями «За боевую доблесть», то же начищенных о суконку до блеска.
Конечно, дома ждала его Марфа и четверо малышей – мал-мала, но жизнь – вот так легко даже войной не остановишь и мужское начало на средний род так просто волею не перекуешь.
И вот сапог, который носился с таким удовольствием, был теперь испорчен.
На ноге была рана – пуля точнёхонько оторвала мизинец, и рана казалась несколько нелепой, но нога стала отекать. Солдаты помогли старшине, и наскоро смочив рану спиртом, забинтовали. Наступать теперь можно было только слегка на пятку, а при ходьбе боль усиливалась невероятно.
Перебравшись по канаве к окопу дивизиона, старшина наблюдал, как солдаты довольные уплетают еще не остывшую кашу, слегка охмелев от спирта и от того несколько повеселев.
‒ Ты, пулю Федя не заглоти! Так отчаянно машешь ложкою! Видел в термосе две дыры, с одной стороны, ‒ знать пули там, в каше ‒ пошутил рыжеватый сержант, обратившись к молоденькому солдату в нелепо сидящей на голове пилотке.
Федя, несколько замешкавшись, продолжил скоблить ложкой котелок, доедая кашу. А облизав ложку, бойко ответил:
‒ Такую пулю я заглотить не против, ‒ переварится. Не словить бы другую от фрица.
‒ От пули каша-то сытнее. Это нам вместо мяса, ‒ вставил кто-то из солдат.
Послышались смешки и новые реплики-шутки, потянуло дымком папирос, – кто-то, уже поужинав, затянулся с удовольствием табачком. Завязался разговор. Жизнь продолжалась.
А рядом с ними у камня сидел их боевой товарищ, потерявший жизнь чуть ли не в первом своём бою ради того, чтобы они были сыты и боеспособны.
Смеркалось.
Из дивизиона отправили солдат – двух отчаянных добровольцев, которые рассчитывая пополнить запас спирта в своих фляжках, вызвались сползать и забрать оставленные термос и флягу, а заодно, если выйдет, приволочь убитого в окоп.
Все в дивизионе ждали возвращения посыльных, рассчитывая то же получить глоток по такому случаю крепкого напитка, который на несколько минут давал возможность расслабиться и забыть неудобь военной жизни.
У камня, было тихо, потом стало слышно, как завозились и послышались сдавленные вопли, потом крик и стоны, стукнул выстрел. Немцы молчали, молчали и наши окопы, опасаясь зацепить своих, так как всем стало понятно, – там сошлись в схватке, и противники теперь ждали, кто вернется из темноты в свои окопы.
Скорее дождались в русском дивизионе.
Возбужденные бойцы приволокли флягу с термосом и, торопливо перебивая друг друга, рассказали, как заметили раньше двух ползущих фрицев на подходе и успели их встретить ножами, навалившись из канавы. Одному сразу удалось вонзить нож ударом сверху в область шеи, а второго накрыл второй солдат сверху, придавив к земле, но промахнулся с ударом, и фриц успел выстрелить и зацепил нападавшего. Но более удачливый боец, справившись быстро с первым немцем, успокоил и второго ударами ножа в бьющееся в истерике тело – до тех пор, пока тот хрипло прокричав дважды не замер.
Убитый же днем помощник старшины Андреева остался там, где его убили днем − у камня. Теперь уже было не так это важно. Важнее было то, что эти двое вернулись и теперь возбужденные рассказывают про свою воинскую удачу и последовавшую за ней победу.