Я не стал рассказывать историю появления осоловёнка в доме, всё, представив так, как будто я заранее подумал о подарке и решил, что он будет именно таким – неожиданным и весёлым. Дочь поверила, помня то потрясение, которое уже однажды случилось, когда пришла из леса посылка с зайчонком на её день рождения.
Задержавшись у меня до позднего вечера, дочь многое рассказала о своей жизни, мы многое вспомнили, и стало понятно, что нам так не хватает друг друга и встречаться нужно чаще. От совёнка она отказалась, по-взрослому рассудив, что птица требует грамотного ухода, а мне он будет нужен, чтобы скрасить будни. Я согласился с ней, понимая, однако, что совёнка нужно вернуть в лес.
Как только закончились праздничные деньки, я выехал к лесу со своим гостем и, посадив его на плечо, стал прогуливаться вдоль лесной дороги, давая ему возможность улететь. Но совёнок упорно и цепко держался, и заворожено, оглядывая лес, не решался улетать.
В лесной глуши, что-то утробно заухало, и резкий порыв ветра шевельнул кроны. Снег с вершин сдувало, создавая беспорядочный вихрь, и снежные потоки хлынули с веток – лес ожил на несколько мгновений и вновь всё успокоилось.
До нас долетел упругий, но расплескавший силу порыв ветра, редкие колючие снежинки обожгли лицо и взъерошили перья птицы. Осоловёнок оживился, энергично потоптался на моем плече и вдруг крепко оттолкнувшись, взмыл и я почувствовал на лице упругую волну воздуха и легкое прощальное касание крыла птицы на лице. Долетев до ближайшей ели, осоловёнок мягко уселся на ветку и та, задрожав, сбросила с себя снег, припорошив едва заметные следы мышонка, что проследовал к норке нынче утром.
Я вглядывался, стараясь не потерять из вида своего недавнего гостя, и мне это удавалось теперь с трудом. И стало понятно, что из нежданного гостя – осоловёнка, мой гость превратился вновь в лесную птицу – совёнка: жителя большого леса и бескрайнего мира, в котором мы все незримо связаны.
ЗАЯЦ
Хотя и ладным лыжником ощущал себя Тим, но идти по рыхлому глубокому снегу было очень тяжело. Из-под шапки и распахнутого ворота валил пар. Пот застилал глаза, рукавицы намокли. Лыжи, его юркие быстрые на снежных склонах лыжи тащились теперь загнанными клячами. Вот у дяди Вити – лыжи. Он сам их делал. Лыжи широкие – охотничьи. Легкие, подбитые на поверхности скольжения мехом, эти лыжи несли охотника по сугробам, почти не проваливаясь. Мех же, ориентированный на поверхности скольжения ворсом с наклоном к пятке лыжи, удерживал надежно их от проскальзывания – назад, даже на крутом склоне, лыжи не катились совсем. На этих лыжах можно было спокойно подниматься вверх или даже стоять на склоне, направив носки лыж в гору. А вниз по склону лыжи летели без всякой смазки!
А вот примерно такие лыжи ходили здесь, отметил про себя мальчик, заметив впереди след на снегу. Тим встал на лыжню и теперь легко заскользил по ней.
– Санька, давай сюда, здесь лыжня, – позвал Тим приятеля, который в очередной раз завалился в стланике еще в самом низу сопки.
Санька был, конечно, слабым лыжником. Он тащился всегда сзади и Тим не любил с ним ходить кататься на дальние сопки. Вот и теперь он плелся сзади, хотя и шел по лыжне Тима, а не топтал нетронутую целину.
Задрав свою круглую большую голову со сдвинутой на затылок шапкой, он смотрел теперь снизу вверх, слушая Тима, хватал воздух широко открытым ртом и пытался встать и двинуться дальше. При этом Санька парил как стираное белье, вывешенное на морозе.
Дальше пошли по лыжне вместе. Поднявшись по склону почти на вершину сопки, Тим, вдруг совершенно неожиданно увидел зайца.
Зверёк сидел на полянке, совсем рядом от лыжни и до него было всего несколько метров.
–Ну, даёт, – пронеслось в голове, и Тим стал интуитивно двигаться украдкой, поднимая для атаки лыжную палку.
Заяц же сидел, и только, казалось, сейчас упадет без памяти от страха – столько было в его огромных глазах боли и ужаса. Но, тем не менее, заяц сидел на месте, и в этом было что-то невероятное. Тим, не веря в происходящее, подходил все ближе и ближе, совершенно теряя уверенность в необходимости нападать на зверька. А заяц, замерев и сжавшись в комочек, – вдруг рванулся, опрокинулся, закричал и Тим увидел, что его задняя лапа охвачена петлей из проволоки, а шерстка – белая с желта, вокруг проволоки окровавлена. Боль жалости рванула сердечко мальчишки.
Освобожденный из петли и одновременно плененный заяц был в руках: дрожал, а, собравшись с силами, отчаянно лупил-барабанил задними лапами в грудь и живот Тима. Лупил не слабо, норовя распластать когтями не только одежду, но и живот.