Проще всего было с посохом, я его быстро нашёл в сарае, использовав в качестве магической палки черенок от метлы. Черенок украсили цветною лентою, и этим был сделан первый шаг в оснащении образа царя.
Мама извлекла из чемодана свой цветастый с золотом халат и, поколдовав над ним, вскоре превратила в царский наряд с ярким поясом из платка.
Бороду пришлось делать из мочалки, царскую корону скроили из плотной раскрашенной бумаги, а завершил образ большой мамин перстень с красным камнем, который, правду сказать, очень плохо держался на моем пальце.
Нина получила роль матери Ивана-дурака и по замыслу должна была сопровождать царя в составе свиты, следуя за ним по сцене в преддверии новой сценки. А позже, возможно от моего внимательного к Нине отношения, постановщицы спектакля учредили роль царицы и образ этот как нельзя лучше подошёл именно Нине.
Мне это нравилось.
Я шёл впереди своей свиты гордый, увесисто постукивая посохом, басил, проговаривая текст, и всё поглядывал на свою царицу, как бы покровительственно, – так вот я вошёл в свою роль божьего избранника.
Спектакль ставили в поселковом клубе и афиша, извещавшая о событии, висела на главном стенде у поселкового магазина, именно там, где выставляли афишу с очередным кинофильмом в поселковом клубе.
Зал в клубе был забит сельчанами – родителями детей, поэтому успех постановки был обеспечен.
Образ царя, с грозно насупленными бровями, громким стуком посоха и сверкающим рубином на пальце, впечатлил зрителей не менее, чем проезд через сцену картонной печи с восседающим на ней Иваном.
Так я ненадолго стал героем сцены и скромная Нина, которая была непосредственным свидетелем моего успеха, проявила ко мне благосклонность и поддерживаемая своими подружками, от которых ничего не утаишь, сама предложила, чтобы я её проводил до дома.
Проводы прошли в тягостном молчании.
Моя робкая попытка взять и понести портфель, Нина резко отвергла, и я так себя неловко почувствовал, что еще многие годы вспоминал с грустью это мероприятие, отчаянно робея перед девчонками, не решаясь пригласить кого-то из них на свидание.
Но чувства к Нине не угасали.
А весной, когда близился уже конец учебного года я, не решаясь сказать ей сам, отважился написать записку и передал её с подружкой, –веселой Наташкой, с которой получалось общаться легко, непринужденно. В записке было приглашение встретиться и погулять за поселком.
К месту встречи я пришёл задолго, а увидев подошедшую Нину, так и не решился выйти из своего укрытия. Я совершенно не понимал, что я ей должен сказать.
До меня никак не доходило, зачем всё-таки это нужно – встречаться с девочкой, а главное, меня пугало непонятное тревожное чувство, которое жило во мне и напоминало назревающую болезнь, которая рождала не недомогание, а растущий избыток сил и совершенно лишало способности здраво рассуждать.
Прошло 50 лет!
И в какой-то момент возникло желание посетить известный в стране санаторий и, несколько волнуясь, ну как перед первой поездкой в пионерский лагерь, я отправился в Белокуриху.
Определившись с распорядком и включившись в «гонку» прописанных по строгому расписанию процедур, явился я на вытяжку позвоночника, когда человека кладут, привязывают, погружают в воду и тянут, стремясь выправить подношенный каркас организма.
При входе в процедурный зал, знакомлюсь с милой женщиной, что работает на вытяжке, отмечаю, что это дама уже солидных лет, приятная в своей грациозной неторопливости и внимательном обхождении. И как иногда бывает, возникло чувство, словно с ней я давно, очень давно знаком.
Процедура требует участия персонала, мы любезно общаемся и растет расположение и доверие к Нине Васильевне, что бессменно несёт вахту в процедурном кабинете.
Заговорили о пользе лечебных источников и тут от Нины Васильевны слышу:
– «Здесь радоновые воды не так сильны. Вот у нас на Камчатке, есть замечательные малкинские и паратунские источники, источники в поселке Эссо, вот где круглый год и погреться можно, и полечить организм».
– Так Вы с Камчатки?
– Да, я девочкой жила на Камчатке, школу там закончила, – живо отвечает Нина Васильевна.
– Вот, так дела!
– И я жил и учился на полуострове, – ответил я Нине Васильевне, чудесным образом, уже понимая, что передо мной именно та, далекая во времени девочка Нина, с которой учился в одной школе, играл спектакль, и которую так я подвёл, не появившись на первом в своей жизни свидании.