— Правда, правда! Я это сколько раз говорил ее высочеству, но она почему-то уверена в ней… Но это не может помешать нам быть осторожными. Если вы сможете — следите и за цесаревной. Берите себе в помощники кого хотите, но сделайте так, чтобы я мог спать спокойно.
— Я не пощажу жизни.
— Очень хорошо! Я, сударь, физиономист и вам верю… Но помните: прежде всего — Миних. Самое опасное, если он стакнется с цесаревной…
— А если он отправится к ней?
Глаза принца злобно сверкнули; он поднял руку, делая угрожающий жест.
— Тогда его измена будет очевидна, — проговорил он, — и с ним нечего будет стесняться. Я вам даю полномочие: если фельдмаршал поедет в дом цесаревны, арестуйте его моим именем, когда он будет выходить обратно.
— Слушаю, ваше высочество.
Принц замолчал, как бы что-то обдумывая, затем торопливо подошел к секретеру, стоявшему в углу комнаты, выдвинул один из ящиков и, достав оттуда кошелек, сквозь петли которого сверкнули золотые монеты, снова вернулся к Барсукову.
— Вот вам на расходы, — сказал он, опуская в руку сыщика тяжелый кошелек, — тратьте, не стесняясь. Помните, что я вам поручаю безопасность государства, охрану персоны императора. Теперь ступайте. Если что будет нужно — приходите сюда во всякое время, даже ночью… — и, похлопав Барсукова по плечу, принц отпустил его.
Ушаковский клеврет вышел из Зимнего дворца в состоянии какого-то опьянения. Голова его кружилась, в ушах шумело, в глазах расплывались светлые круги.
Вот оно то, к чему он так жадно стремился, о чем так страстно мечтал. Первый шаг сделан — и какой шаг! Теперь его карьера обеспечена. Теперь он не простой послух, не только аудитор тайной канцелярии, а человек, которому поручена «охрана персоны императора»!
Охваченный радужными грезами Барсуков торопливо миновал Дворцовую площадь, прошел набережной Мойки и остановился только на углу Невской перспективы.
«Куда идти? — подумал он. — Домой, или…» — и, не докончив своей Мысли, он круто повернул в сторону Адмиралтейства, решив отправиться за Неву, к старику Поспелову, чтобы, во-первых, узнать, попал ли Яков Мироныч в штат цесаревниной прислуги, а во-вторых, еще раз повидать Катю…
Он бодро зашагал вперед и вдруг вздрогнул, остановившись: прямо на него шел его двойник, его недавний арестант, сыгравший с ним такую злую шутку, — Василий Григорьевич Баскаков.
XI
Кара божья
В первое мгновение сыщик растерялся. Это было так неожиданно, что он даже испуганно попятился в сторону, и очень может быть, что Баскаков, шедший задумчиво склонив голову, так и прошел бы мимо, не обратив внимания на своего двойника. Но Барсукову вдруг вспомнилась сцена в каземате, вспомнился удар, который нанес ему Василий Григорьевич, — и ему захотелось смутить Баскакова.
Тот уже приближался. Барсуков быстро двинулся вперед и столкнулся почти грудь с грудью с молодым человеком. От неожиданности Василий Григорьевич отшатнулся, хотел было извиниться, думая, что виновата его задумчивость, поднял голову и, встретившись глазами с горевшим неукротимою злобой взглядом сыщика, узнал его. Но на лице его не отразилось ни малейшего смущения, как ожидал Барсуков. Василий Григорьевич за эти дни виделся с Левашевым и Лихаревым, рассказал о том, как столкнулся с своим двойником, и узнал от них, что такое Барсуков. Узнал он также, что ему пока решительно нечего бояться, что головкинская интрига не повторится, что страшное «слово и дело» упразднено и что его не могут арестовать официальным порядком. В то же самое время ему объяснили, что от Барсукова необходимо избавиться, и хотя ни Лихарев, ни Левашев не сознались своему новому приятелю, что принадлежат к числу елизаветинцев, за которыми баскаковский двойник охотился раньше и будет, конечно, охотиться снова, — но дали понять молодому человеку, что были бы донельзя рады, если бы Барсуков больше не попадался на их дороге. Все эти мысли вихрем пронеслись в голове Баскакова, и он, обдав сыщика холодным взглядом, обратился к нему:
— Вам, сударь, очевидно, мало одной затрещины, которую я имел удовольствие вам нанести… вы, конечно, желаете повторения.
Ядовитый иронический тон, каким была произнесена эта фраза, заставил Барсукова вспыхнуть до ушей. Как бы он дорого дал за то, чтоб иметь былую возможность крикнуть «слово и дело»! О, тогда бы этот молодчик не посмел так издеваться над ним! Он заставил бы его плакать кровавыми слезами… Но схватить его здесь, на Невском, среди бела дня он не мог. Этим он только бы испортил свою так блестяще начавшуюся карьеру. Ушаков не простит ему самовластия и сумеет так аттестовать в глазах принца, что он уже не будет состоять для «охраны персоны императора». Нет, принимать крутые меры было нельзя. Нужно было сначала упрочить свое положение, сделаться в Зимнем дворце необходимым, а тогда он сумеет так сплавить этого дерзкого мальчишку, что тот всю жизнь будет помнить о нем. И, рассуждая так мысленно, он даже пожалел, что толкнул теперь Баскакова.