Римма Глебова
У судьбы на качелях
ПОД НЕБОМ ГОЛУБЫМ
Софочка и Веничка
«А в небе голубом Горит одна звезда, Она твоя, о ангел мой, Она твоя всегда...»
В РУКАХ БАГАЖ, В ГЛАЗАХ ВОСТОРГ
После долгого и нудного оформления в аэропорту (печенья, булочек, кофе - сколько угодно - что значит, к себе домой приехала, да еще и деньги дали!), Софочка хотела пойти к конвейеру за своим багажом, но Веня крепко взял ее за руку:
Куда вы?
Как куда? За своими вещами!
Так пойдем вместе, там ведь и мой багаж! И вообще, разве мы не должны теперь всюду вместе? - Веня робко смотрел на пунцовеющие Софочкины щеки. Но твердо стоял на своей позиции. - Софа, - ласково сказал он, - все евреи отзывчивые. Евреи помогают друг другу.
Конечно, помогают. Но... своим!
-Вы что, расистка? Почему же вы за меня замуж пошли? Софочка презрительно смотрела на него. Идиот или
прикидывается?
Веня заплатил ей пять тысяч долларов за то, чтобы она вышла за него замуж. Чтобы взяла его с собой в Израиль. Свою однокомнатную, почти в центре Саратова, продал за пять с половиной, хотя мог бы взять все восемь. Да где ему! Неудавшийся
художник, почти постоянно пребывающий в безработном состоянии, по мнению Софочки - совершенно никчемная личность. Но у Софочки и таких денег не было. Ехать в другую страну без денег страшно. Неизвестно, что там и как. Потому и взяла Веника в «мужья». Временно, разумеется. Теперь надо от него отделаться побыстрее и ехать к троюродной сестре - она обещала найти к их приезду недорогую квартиру. А куда же Левочка подевался?..
Софочка высвободила у Вени свою руку и беспокойно оглянулась. Она искала глазами рыжую голову, но, как всегда, смотрела не туда. Надо было глаза опустить. Рыжий Левочка сидел на корточках среди чужих сумок и чемоданов, а напротив него в такой же позе присел мальчик в черной шляпе и черном костюмчике, из-под шляпы свисали на румяные щеки черные локончики. Карие Софочкины глаза в изумлении округлились, а нижняя толстая губка отвисла.
Левочка! - взвизгнула она. - Чему ты учишь этого хорошего мальчика? Негодяй, ты хочешь испортить этого чудного мальчика?
Негодяй немножко смутился, а чудный мальчик недоуменно посмотрел на Софочку большими сливовыми глазами и поправил шляпу.
Дай сюда эти мерзкие штучки! И забудь о них навсегда! Под небом Израиля никто не играет в «стаканчики»!
Рыжий Левочка собрал с полу три цветных пластмассовых стаканчика - успел взять на столе, где кофе пили, нехотя встал и протянул Софочке. Под ее ожидающим взглядом отдал и маленький стеклянный кубик. «Стаканчики» - излюбленная дворовая игра в том дворе, где родился и пребывал в «тяжелом галуте» Левочка, пока его не посадили в самолет.
Софочка с омерзением на лице бросила стаканчики в урну, туда же полетел и стеклянный кубик, жалобно звякнув о металлический бок. Левочка внимательно посмотрел на урну. Когда он оглянулся, чудного мальчика уже не было. Его волокли за руки родители -так же одетый в черную шляпу и черный длинный лапсердак папа, и в темную юбку до пят мама, - даже не подозревающие о той жуткой угрозе разврата, которая на мгновение повисла над головой их правильного и умненького сыночка. Сыночек упирался и оглядывался на рыжего Левочку, но Левочка ничем не мог ему помочь.
Ты приехал сюда, чтобы портить детей Израиля? - прошипела Софочка и тоже поволокла Левочку за собой. Веня не отставал от них.
Пересчитывая свои баулы, Софочка отодвигала ногой две коричневые Венины сумки, а он потихоньку двигал их, тоже ногой, обратно, поближе к ее вещам.
Наши пути здесь должны разойтись. - Сухо сказала Софочка.
Дорогая Софа, - ласково возразил Веня и потрепал рыжие вихры Левочки, - посмотрите сюда...
Веня держал перед Софочкой раскрытую темносинюю книжечку.
Ну и что? - спросила Софочка, разглядывая два цветных фото на соседних страничках. - Качеством не блещет.
Софочка уже давно не нравилась себе на фотографиях, а эта и вовсе была отвратной. А Венина фотография ее и вовсе не интересовала.
Это наш документ. Общий. - Со значением сказал Веня, захлопнул книжечку и положил во внутренний карман потертого, серенького в клеточку пиджачка - самое лучшее, что нашлось у Вени в дорогу. - И мы всё теперь должны делать вместе. Всё! -подчеркнул он.
Софочка задумалась. Вытерла платочком взмокший лоб. Да, всего не предусмотришь. Откуда она могла знать? Так радовалась, что освободится, наконец, от вечного нытья старшей сестры, безумно завидовавшей Софочке, потому что сама не могла уехать
была привязана к больным полуинвалидным родителям мужа, а папа и мама, увы, не дожили до счастливых перемен, ушли в лучший мир. И вот, избавившись от всего этого - нравоучений, тесноты и постоянного беспорядка в общей квартире, она в самолете мечтала о спокойной богатой жизни с Левочкой и мужем
тем мужем, которого она себе непременно найдет, в этом у Софочки сомнений не было - с ее-то большими выразительными глазами, пухлым ртом, тонкой (почти) талией, а уж волосы - у кого еще бывают такие густые черные волнистые волосы - чисто еврейская порода. Правда, слегка выступающие верхние зубы и широкие бедра - тоже признак еврейской породы, так она и летит туда, где все евреи, а не в какую-нибудь другую страну! А что там, в этом тоскливом галуте, у нее не получилось с личной жизнью, так это не ее вина. Просто ей не повезло - Моня вдруг умер два года назад, а все другие порядочные евреи уже давно в Израиле. И все разбогатели. Она непременно должна найти себе подходящего, пусть даже вдовца.
Об Израиле у Софочки были весьма смутные представления. А точнее сказать - никаких определенных сведений. Кто-то что-то сказал, кто-то кому-то написал. Но Софочка точно поняла, что там всегда тепло, фруктов, меда и молока, и другой всякой еды изобилие, а главное - там все евреи. Правда, именно последний факт ее слегка смущал. Радовал, конечно, а как же, но... Софочка никогда не видела много евреев сразу. В синагогу (единственную в их городе) по субботам они с Моней не ходили, Моня сказал -ходить надо пешком, а это далеко. Софочка подозревала, что не в расстоянии дело, а просто Моня побаивается - на работе узнают, и не будет продвижения по службе. Он таки и дослужился до заведующего большим складом. Софочка теперь будет ходить в синагогу - а как же. Там все ходят, и она пойдет. Надо соблюдать традиции своего народа, раз уж ты живешь со своим народом.
Новая жизнь рисовалась Софочке в ярких красках, подсвеченных солнцем, фруктами и мечтами о личном благоустройстве. Хватит мучиться в одиночку, и Левочке необходима мужская рука, чтобы не вырос шлимазлом.
И вот - здрасьте! Этот никчемный Веник так прилип к ней. Общий паспорт - кто бы знал! Придется потерпеть. Потом, попозже, развестись. Узнать надо, как это здесь делается...
Софочка смотрела в окошко такси - надо же, бесплатно везут! - какие красивые улицы! А дома! А пальмы!
- Левочка! Какая красота!
Левочка спал, положив рыжую голову на колени Вене.
ЭКСКУРС В НЕИНТЕРЕСНОЕ ПРОШЛОЕ
Несмотря на некоторую, странным образом сохранившуюся к тридцати двум годам наивность, Софочка считала себя бывалой и тертой женщиной. После неожиданной смерти Мони (о, каким Моня был мужем - всегда умел заработать!) ей пришлось самой добывать пропитание, и она устроилась посудомойкой и, по совместительству, уборщицей в маленькую кафешку - забегаловку попросту. Забежал - хлопнул стакашек, закусил пирожком, или остывшей сосиской и дальше побежал. Но некоторые засиживались подольше. Обычно, если трое. Поскольку «Бог троицу любит», то и очередная троица поначалу всегда плыла любовью и благостными улыбками, ну, а когда дело доходило до «уважения», тут-то обычно и начинались неприятности. Дружеские улыбки сменялись злобой и вроде бы, поначалу, несильными тычками, и как-то вдруг возникала драка с отчаянным мордобитием, и даже мог блеснуть откуда-то появившийся ножик. Софочка всегда с изумлением наблюдала картину столь быстрого перехода от взаимной любви и уважения к матерным выкрикам и ненависти, и вот уже один валяется на полу среди осколков тарелки и вращает подбитым глазом, а на физиономии то ли кетчуп, то ли кровь, а другой вообще лежит трупом, а третий - «победитель» -норовит шмыгнуть в дверь. Но дверь уже преграждают бдительные милиционеры, «труп» быстро оживает под их крепкими тумаками, всех героев увозят, а кто же за разбитую посуду будет платить -негодует Софочка. Заведующий кафешкой, а, в сущности, ее хозяин, уже смотрит на Софочку неодобрительно заплывшими жиром узкими восточными глазками, но она-то в чем виновата, раньше бы вызвал милиционеров, или он думает, что она, женщина, должна разнимать драчунов! Софочка прекрасно знает, о чем он думает: как бы уложить ее в своем закутке, именуемом кабинетом, на узкий дерматиновый диванчик. Но она лучше уволится и пойдет мыть посуду в другое место. Не потому, что он ей противен - это само собой, а потому что она добропорядочная женщина и себя уважает.