Оказалось, что Левочка меод хороший мальчик, всегда веселый, ведь главное что? - чтобы дети были веселыми, контактными, дружились, кол-лек-ти-визьм! - по слогам выговорила учительница и рассмеялась. Она подошла к Левочке и вытащила его из-под стола, куда он залез, как только увидел Софочку. Взяв с его стола листок, она, не заглянув в него, понесла торжественно Софочке. «Малчик лубит рисоват!» - сообщила она радостно. Софочка глянула и похолодела. На листке была нарисована женщина -бесформенная, в короткой юбке, с толстыми ногами-столбиками и спиральками волос на голове - вылитая учительница, но до пояса она была голая - с тщательно вырисованными кружками и точками посередине. Софочка поспешно сложила листок пополам и любезно кивала - учительница продолжала свой искренний монолог о коллективизме.
- А математика? А письмо? - робко заикнулась Софочка, но ее вопрос прошелестел мимо. Учительница только слегка приподняла черные бровки и, не отвлекаясь на пустое, пела свою песню. Ребенок, который усвоил значение коллектива, будет в жизни счастлив, кен, кен! - сияла крупными белыми зубами учительница, но тут визг и топот отвлек внимание обеих. Коллективизм вовсю развивался в углу класса: две девочки, черненькая и рыженькая, визжали и таскали друг дружку за волосы. А Левочка сидел за своим столом и опять что-то рисовал.
Софочка вернулась домой потрясенная. Левочка вполне может вырасти неучем! Даже должен! Но, отзывчивая на чужие неприятности Дора, у которой было трое разновозрастных шлимазлов (к ним причислялся и муж), ее успокоила и всё объяснила. Дети растут здесь свободно, никакого принуждения, в младших классах всюду творится то же самое. Зато в старших классах дети берутся за ум, начинают учиться, родители нанимают репетиторов и - всё в порядке! Софочка была потрясена еще раз. Откуда у Левочки появится ум, если он сейчас не наберется его, и откуда у нее будут деньги на репетиторов!
Она поделилась своим возмущением с Веней, он сочувственно ее выслушал, немного подумал и сказал: - Хочешь, я буду с ним заниматься? У меня по математике была четверка. Надо глянуть в его учебники.
Конечно, Софочка захотела. Ребенок должен получить образование!
Левочку таки поставили в угол. За то, что рисовал учительницу в «неприличном виде», за то, что накануне припозднился вечером и не думает, что мать волнуется, за то, что. Набралось много «плохих поступков, которые не делают другие (подразумевалось -хорошие) мальчики», и Софочка поставила его в единственный свободный угол в салоне. На пятнадцать минут - больше не получилось, пора было обедать. Не может же ребенок ходить, нет, стоять голодный, и так ребра просвечивают. Потом постоит, думала Софочка, собирая на стол в кухне тарелки и прислушиваясь к звукам в салоне. Не вытерпела, прошла по узкому коридорчику и заглянула... Левочка с очень грустным лицом стоял, опустив долу глазки, а Веня ему что-то тихо говорил. Левочка поднял рыжие ресницы, усиленно моргнул, выжимая слезу, но слеза не выжалась, и он только утвердительно кивнул головой, видимо, не согласиться с Вениными словами не было никакой возможности. Софочка тоже заморгала, но слеза так же не выжалась, и она вернулась к тарелкам. Через минуту крикнула: - Обедать! - И добавила потише: - Всем.
Левочка, против привычки, ел медленно, тщательно прожевывая каждый кусочек, чему до сих пор безуспешно учила его Софочка, всё съел и даже вытер, не спеша, хлебом тарелку и задумчиво теперь жевал этот хлеб, с большим интересом разглядывая на тарелке цветочки. Видимо, с надеждой ждал амнистии.
Веня, давно покончив с обедом, возился в коридорчике - с утра задумал делать шкафчик для обуви, всё уже было припасено, на улице чего только не валяется, даже диваны выбрасывают совсем целые, а уж дощечек всяких - завались. Веня поглядел, как Левочка неуверенными медленными шажками направляется в ненавистный угол и сказал:
- Ну-ка, Лева, иди помогай, я один тут не справлюсь.
Левочка так и кинулся на зов, словно мечтал об этом шкафчике долгие годы.
К вечеру, объединенными усилиями, шкафчик был готов, внесен в салон, пристроен возле двери и поделен по полочкам. Левочка с удовлетворением раскладывал на своей полочке сандалии и кроссовки и косился на мать. «Хороший шкафчик», - сдержанно похвалила Софочка, и Левочка запылал всей своей рыжиной -веснушками, ресницами и голубыми глазами в рыжих точечках. С довольным видом он прошелся по комнате.
Мама, а давай, поставим его в этот угол, здесь ему будет удобно. А то у дверей некрасиво.
О, хитрое еврейское дитя!
ЛОВИСЬ РЫБКА - МАЛЕНЬКАЯ И МАЛЕНЬКАЯ
Веня умудрился где-то вывихнуть палец и не мог рисовать. Он заскучал. Часика два в день он занимался с Левочкой, потом отпускал довольного окончанием мучений ребенка во двор, а сам с грустным лицом слонялся по комнате. Софочке это не нравилось - еще депрессия начнется, только и говорят вокруг и пишут в газетах про эту депрессию. В Союзе никто о ней понятия не имел.
Чтобы не оставлять Веню скучать одного, Софочка взяла его с собой на шук. Но там он куда-то делся. Исчез человек, как провалился. Софочка бегала с тяжелыми пакетами по рынку (тележку не взяла, рассчитывая на Веню), расталкивая неповоротливые чужие спины, зацепила ногой чью-то тележку, так, что та грохнулась, и пришлось бежать, унося ноги от гнева хозяйки, и тут, наконец, она увидела Веню. Он стоял возле маленького бассейна с живыми карпами и жадно их разглядывал. Софочка обрадовалась - нашелся! И сама удивилась этой радости. Став за спиной Вени, стукнула себя кулачком по лбу, приводя мыслящее устройство в надлежащее состояние. Софка, Софка, чего это ты? Куда он денется? Кому он нужен? ...А что это за фифа рядом с ним стоит?
Возле Вени, что-то слишком близко, стояла маленькая полная и аккуратная дамочка и тоже глядела на рыб. Она что-то сказала Вене, он кивнул. У Софочки внутри ворохнулось недовольство.
Веничка, - ласково пропела Софочка, вдруг сама не узнавая своего голоса. - Что ты здесь стоишь? Или рыбки хочешь? Так я вчера купила к Песаху двух карпов.
Дамочка оглянулась на Софочку, повернулась и ушла. Софочка проводила ее недружелюбным взглядом - ноги-то, ноги, выровняла бы их сначала, а походка - корова и только! Ходят тут, прилипчивые.
Веня потупил глаза и уперся в свои пыльные сандалии. Софочка тоже посмотрела вниз. Совсем разваливаются сандалии. Надо купить новые... А что еще?.. Новые брюки, или уж сразу парадный костюм?! Конечно, он занимается с Левочкой, и посуду моет, но это еще не повод... Разбаловать мужика - проще простого, он и возомнит что-нибудь. Софочка вспомнила прилипчивую дамочку и сказала:
Веничка, пойдем домой... Я уже всё купила. Она сунула Вене пакеты.
-Ты не знаешь, где тут рыбу ловят? - Спросил Веня. - Я бы удочку купил.
Я думаю, что в пустыне. Ты что, раньше рыболовом был? Веня воодушевился и всю дорогу рассказывал о наживках,
удочках, блеснах и прочей дребедени. Софочка слушала невнимательно. Веня сник, опять поскучнел, и до вечерних новостей по телевизору промолчал, сидел в кресле в углу, листал русско-ивритский словарь и что-то шепотом заучивал.
После Песаха (карп получился у Софочки превосходный) Веня попросил у Софочки немного денег. Поскольку просил он в первый раз, она без звука дала тридцать шекелей, подумав, положила сверху еще пять: - «на пиво». И ушла на работу. Уже три месяца Софочка прирабатывала «по-черному» - убирала у одинокой интеллигентной старушки, готовила ей, а та платила, не слишком скупясь. Но такая хорошая работа попалась Софочке не сразу. Убирала она сначала у польской еврейки. Худющая, истончившаяся до сухого морщинистого стебля, она ходила следом за Софочкой, что-то бормотала на смеси польско-русско-идише, показывала поблекший синеватый номер на руке и твердила про Освенцим. Ладно бы только ходила и твердила, так она устроила Софочке «свой Освенцим» - так Софочка сказала Вене. Софочка ежедневно ползала по мокрому полу и мыла плитки - по два рядочка, потом надо было менять воду и мыть следующие два рядочка, а хозяйка стояла над ней, или, устав, садилась на стул и бдительно наблюдала процесс, то и дело тыча недовольным пальцем в пятнышки. Так пятнышки-то не от грязи, плитки такие - рябенькие. Но разве докажешь! И куча разных салфеточек - каждую неделю их стирать и раглаживать тщательно утюгом, опять же под наблюдающим недреманым слезящимся оком. А платила «освенцимка», с трудом выпуская из дрожащих пальцев каждый шекель, хотя пенсия у нее была приличная.