— Луиза в общих чертах объяснила мне вашу ситуацию, но что˗то эта история плохо пахнет. Мне не хотелось бы потом попасть на допрос к королевским дознавателям.
— Даю слово, что не планирую ничего противозаконного, — посерьезнел Ивер. — Мне действительно надо неузнанным попасть в дом, где меня хорошо знают, но готов поклясться, что зла я никому не желаю, скорее, хочу защитить.
Женщина еще помолчала, посасывая мундштук, потом медленно выпустила дым:
— Ну что ж, если так, то могу и помочь. Вам придется прийти ко мне в лавку, у меня все там. Под кого рядиться собираетесь?
— Отставной военный.
— Ага, это не сложно, чуть состарить и черты лица изменить, — кивнула Мердаг. — Одежда˗то есть?
— Да, купил.
— Тогда берите ее и подъезжайте вот по этому адресу, — она протянула ему бумажку. — Здесь недалеко, пара кварталов.
— Буду завтра прямо с утра.
В номере гостиницы Ивера встретила молоденькая девушка, одетая как небогатая горожанка в серое платье, волосы гладко зачесаны назад, собраны в небольшой узел на затылке и украшены лентой. Увидев вошедшего, девчушка подскочила со стула и сделала неловкий книксен. Ивер сначала опешил, потом пригляделся и расхохотался. Девочка из Марка вышла на диво убедительная.
В платье Марку пришлось ходить до прихода Аерина. Тот пришел в такой восторг от преображения мальчика, что выставить хихикающих друзей из комнаты, чтобы снова переодеться удалось далеко не сразу. А при них Марк раздеваться отказался наотрез, заявив, что быть шутом и светить женскими панталонами он уж точно не подряжался.
Оставшиеся вопросы утрясли сразу после ужина. Лошадей согласился подержать у себя трактирщик, у него же оставили часть вещей, договорившись, что будут заходить раз в неделю и оплачивать дальнейшее хранение, если понадобиться.
Рано утром Ивер отправился на преображение, и Марк, уже в женском платье, увязался за ним, надеясь получить моральную компенсацию за вчерашние мученья. Мердаг против присутствия «племянницы» ничего не имела, но в гримерку не пустила, оставив вместо себя скучать за прилавком. Когда мужчина через час вышел из комнаты, Марк узнал его только по одежде. Темные, по˗военному коротко стриженые волосы разбавились сединой, аккуратная бородка с проседью и пышные усы полностью скрыли нижнюю часть лица. Густые нависающие брови придали лицу более суровый вид, а кожа лица и рук стала не по аристократически смуглой, даже морщинки в уголках глаз стали заметнее.
— Только имейте в виду, кроме лица люди смотрят и на движения, за ними все время следить придется, — наставляла Мердаг. — И в глаза старайтесь не смотреть. Глаза легко выдать могут, в них истинная суть человека.
16. Дом семьи Витур
Моя дорогая, надеюсь, Вы весело проводите время, и заботы и горести не забивают вашу хорошенькую головку…
В полдень к особняку Витуров подошел немолодой мужчина военной выправки, но в гражданской одежде, ведущий за руку скромно одетую молоденькую девушку. У ворот их поджидал Аерин, изнывающий от любопытства. Увидев пару, он от изумления даже раскрыл рот, но от комментариев воздержался, только хмыкнул многозначительно и кивнул:
— Идите, вас ждут.
Действительно, стоило дворецкому услышать имя капитана Солеира, как их тут же провели к экономке, госпоже Финоле. Экономкой у графа работала женщина средних лет, с какой˗то очень незапоминающейся внешностью. Светловолосая, светлоглазая, в закрытом сером платье без единого украшения. Она могла бы быть красавицей, если бы в ее внешности было чуть больше красок, а в глазах чуть больше жизни. Госпожа Финола недовольно осмотрела пришедших, но подтвердила, что у нее есть приказ графини принять на работу и предоставить комнату знакомому капитана и его дочери.
Первым делом экономка отвела новеньких на кухню, где как раз обедали остальные слуги. Их на такой большой дом оказалось немного: четыре горничные, конюх, он же кучер, садовник с сыном˗помощником, прачка — жена садовника, дворецкий, повариха с помощницей и мальчик˗посыльный. В целом новеньких встретили доброжелательно, только одна из горничных, представленная, как Софи, личная горничная графини, обожгла Марка прямо˗таки ненавидящим взглядом. Он даже поежился, не понимая, когда успел перебежать ей дорогу.