Другой проблемой стало отсутствие у меня украшений. Опасаясь ограблений, я взяла с собой только пару не самых дорогих сережек, тонкую золотую цепочку с кулоном и бусы из мелкого жемчуга. Вообще, крупные украшения на незамужней девушке считаются дурным тоном. «Лучшим украшение девушки является скромность и благонравие», — твердили нам в пансионе с утра до вечера. Но здесь, вдали от столицы и строгих ревнителей этикета, многие барышни делают себе поблажку, одеваясь ярче, чем принято, и навешивая на себя мамины драгоценности. Чтобы не выглядеть на их фоне бедной родственницей, пришлось хорошенько подумать над фасоном платья. Ткань выбрала струящуюся, цвета топленого молока, фасон довольно простой: приталенное, пышные рукава от локтя сужаются, юбка от пояса расходится мягкими складками. Но тончайшие белоснежные кружева вдоль аккуратного декольте и на лифе превратили скромное платье в изысканный наряд, а нитка жемчуга сделала его законченным. Пожалуй, в таком виде не стыдно было бы показаться и в столице.
Когда горничная доложила о приезде Ивера, я крутилась перед зеркалом, прикидывая, насколько привлекательно выгляжу. В душе царили страх перед выходом в незнакомое, враждебно настроенное общество, и одновременно радостное возбуждение. Меня ждет вечер в обществе Ивера, он будет ухаживать за мной, может быть, даже удастся потанцевать. А то, что эти ухаживания достанутся не мне, а Мари, так это даже удобно, ведь промахи тоже будут не мои.
При виде меня глаза Ивера зажглись удовольствием, он как˗то даже приосанился, хотя куда уж больше. В бархатном темно˗сером камзоле и белоснежной рубашке он выглядел великолепно. Сама себе готова позавидовать, идти на прием с таким мужчиной. Ивер галантно поцеловал мне руку, помог накинуть плащ и повел к карете.
Сначала поехали забирать мать и сестру Ивера. Я осталась сидеть в экипаже, а граф зашел в дом. Не было его довольно долго, а когда дамы все же вышли и начали садиться в карету, стало ясно, что в семействе Витуров не все ладно. Ивер помог устроиться матери и сестре напротив меня, а сам сел рядом и попытался начать вежливый разговор:
— Мама, позвольте представить вам Мари Брадан, дочь моего старого друга. Я обещал присмотреть за Мари, пока мы живем в Актине, и намерен выполнить обещание, — произнес он с напором, затем повернулся ко мне. — Это моя мать графиня Витур и моя сестра Деяна.
Мое приветствие обе дамы проигнорировали, и если к высокомерию графини я была готова, то чем так недовольна виконтесса, было не ясно. Это солидарность с матерью или у нее были какие˗то свои планы на брата?
— И все˗таки я не понимаю, почему ты отказываешься заехать за Лиззи и ее матерью, в конце концов, это неприлично! Я обещала, что мы заедем за ними, — обратилась к Иверу графиня, игнорируя мое присутствие.
— Как только доедем до дома градоначальника, и мы с Мари выйдем, карета будет в твоем распоряжении. Можешь ехать хоть за Лиззи, хоть за Мими, хоть за обеими сразу, — было видно, что Ивер зол и с трудом сдерживается от более резких слов.
— Ты невыносим! Тебе всегда было наплевать на приличия и репутацию семьи, — графиня поджала губы и отвернулась к окну.
Хорошо, что город маленький и ехать нам совсем недалеко.
Дом градоначальника встретил нас яркими огнями, гирляндами из живых цветов, запахами духов и шепотками за спиной. Ивер предложил матери руку, мы с Деяной пристроились сзади, и пошли вверх по парадной лестнице, навстречу хозяину дома, приветствующему гостей.
— Добрый вечер, позвольте представить вам Мари Брадан, дочь моего доброго друга.
— А не родственница ли вы тому Брадану, что служит в министерстве морских перевозок? — мужчина прошелся по мне оценивающим взглядом.
— Очень, очень дальняя.
— Рад, очень рад знакомству.
Фамилию Брадан я позаимствовала у одной из своих однокурсниц по пансиону. Она как˗то рассказывала, что их семья очень многочисленна, и у всех родственников рождаются преимущественно дочери, на одного мальчика приходится четыре˗пять девочек. Я надеялась, что не встречу здесь никого из "родственников" или их знакомых, и вот первое же знакомство и такой прокол. Одна надежда, что они и сами не знают в лицо всех многочисленных кузин.
Как только мы зашли в зал, к нам устремилась стайка молодых девушек. Они раскланивались с ее сиятельством, делали комплименты ее милости, полностью игнорировали меня и отчаянно косили глазами на графа. Как бы косоглазие не заработали, бедняжки. Ивер подвел мать к группе женщин постарше, встретивших ее улыбками, вежливо поцеловал графине руку, кивнул сестре, и совсем не вежливо сбежал в другой конец зала, утянув меня за собой.