«Шутите, – сказал один из гостей, который век свой проводил в свете, занимаясь астрономией par originalite6, шутите, а я помню то время, когда один астроном объявил, что кометы могут очень близко подойти к Земле, даже наткнуться на нее, – тогда было совсем не до шуток».
«Ах! Как это страшно! – вскричали дамы. – Ну скажите же, что тогда будет, когда комета наткнется на Землю?
Земля упадет вниз?» – проговорили несколько голосов.
«Земля разлетится вдребезги», – сказал светский астроном.
«Ах, боже мой! Стало быть, тогда и будет представление света», – сказала одна пожилая дама.
«Утешьтесь, – отвечал астроном, – другие ученые уверяют, что этого быть не может, а что Земля приближается каждые 150 лет на градус к Солнцу и что наконец будет время, когда Земля сгорит от Солнца». «Ах, перестаньте, перестаньте, – вскричали дамы. – Какой ужас!»
Слова астронома обратили всеобщее внимание; тут началися бесконечные споры. Не было несчастий, которым не подвергался в эту минуту шар земной: его и жгли в огне, и топили в воде, и все это подтверждалось, разумеется, не свидетельствами каких-нибудь ученых, а словами покойного дядюшки камергера, покойной штатс-дамы тетушки, и проч.
«Послушайте, – наконец сказала хозяйка, – вместо споров пусть каждый из нас напишет об этом свои мысли на бумаге, потом будемте угадывать, кто написал такое и такое мнение».
«Ах, будемте, будемте писать», – вскричали все гости...
6 для оригинальности (фр.)
«Как прикажете писать? – робко спросил один молодой человек. По-французски или по-русски?»
«Fi donc – mauvais genre7! – сказала хозяйка. – Кто уже ныне пишет по-французски? Messieurs et Mesdames8! Надобно писать по-русски».
Подали бумаги; многие тотчас присели к столу, но многие, видя, что дело доходит до чернильниц и до русского языка, шепнули на ухо своим соседям, что им еще надобно сделать несколько визитов, и – исчезли.
Когда было написано, все бумажки были смешаны, и всякий по очереди прочитывал вынутую им бумажку; вот одно из мнений, которое нам показалось более других замечательным и которое мы сообщаем читателям.
1
Решено; настала гибель земного шара. Астрономы объявили, глас народа подтверждает их мнение; этот глас неумолим, он верно исполняет свои обещания. Комета, доселе невиданная, с быстротою неизмеримою стремится на Землю. Лишь зайдет солнце, вспыхнет зарево страшного путника; забыты наслаждения, забыты бедствия, утихли страсти, умолкли желания; нет ни покоя, ни деятельности, ни сна, ни бодрствования; и день и ночь люди всех званий, всех состояний томятся на стогнах, и трепетные, бледные лица освещены багровым пламенем.
Огромные башни обращены в обсерваторию; день и ночь взоры астрономов устремлены на небо; все прибегают к ним, как к богам всемогущим; слова их летят из уст в
7 Фи! – это дурной тон! (фр.)
8 Дамы и господа! (фр.)
уста; астрономия сделалась наукою народною; все вычисляют величину кометы, скорость ее движения; жаждут ошибок в вычислениях астрономов и не находят.
«Смотри, смотри, – говорит один, – вчера она была не больше Луны, теперь вдвое... что будет завтра?»
«Завтра набежит на Землю и раздавит нас», – говорит другой...
«Нельзя ли уйти на другую сторону шара?» – говорит третий. .
«Нельзя ли построить подставок, оттолкнуть ее машинами? – говорит четвертый. – О чем думает правительство?»
«Нет спасения! – кричит молодой человек, запыхавшись. – Я сейчас из башни – ученые говорят, что, прежде нежели она набежит на Землю, будут бури, землетрясения, и земля загорится»...
«Кто против Божия гнева?» – восклицает старец...
Между тем течет время, с ним возрастают величина кометы и ужас народный; уже видимо растет она; днем закрывает солнце; ночью огненною пучиною висит над
Землею; уже безмолвная, страшная уверенность заступила место отчаянию; не слышно ни стона, ни плача; растворены тюрьмы: вырвавшиеся преступники бродят с поникшим челом между толпами; редко, редко общая тишина и бездействие прерываются: то вскрикивает младенец, оставленный без пищи, и снова умолкнет, любуясь страшным небесным зрелищем; то отец обнимает убийцу сына.
Но подует ли ветер, раздастся ли грохот, толпа зашевелится – и уста всех готовятся к вопросу, – но его боятся вымолвить.