– Я знаю комбинацию.
Мои брови поползли вверх.
– Ты?
– Да, папа написал ее на клочке бумаги, потому что всегда забывал. Он однажды оставил бумажку в палатке. Я подобрал ее.
Мой рот завис чуть открытым, пока я не осознала это и не взяла под контроль.
– Ты хочешь сказать, что твой отец оставил шифр к сейфу в свободном доступе, где любой мог увидеть его?
– Нет, не в свободном доступе. Это было в палатке несколько недель назад, когда мы были в Штутгарте, помнишь? Он был на ящике с голубями с какими-то заметками о городах, в которые мы отправимся. Единственные люди, которые могли его увидеть были…
– Любые связанные с ярмаркой, включая группу, сбежавшую ночью. Господи, Сорен, любой мог открыть сейф! Ты сказал Питеру, что нашел шифр?
Он покачал головой и набил остатками кренделя рот.
– Я положил его обратно на стол, так чтобы он не узнал, что тот пропадал. Но я видел на нем номер. И запомнил.
Я взглянула на него, по-настоящему взглянула, способом, которым как сказала мама надо смотреть на людей, чтобы увидеть что-то помимо их наружности, то, что в их душе. Я никогда не могла заглянуть в душу, но она говорила, что просто нужно терпение и практика. Я попыталась сейчас. Я очистила свой разум от всех подозрений, забот и других вещей, что засоряли мои мысли, и взглянула на Сорена.
Я ничего не увидела. Даже подсказанным мамой способом.
– Коровьи лепешки, – зарычала я и, содрав перчатки, коснулась его руки. Он выглядел удивленным этим, но я не обратила внимания, я была слишком занята, пытаясь отбиться от всех вещей пришедших из его ума. Образы его отца улыбающегося и хохочущего, боролись с Питером, огрызающимся на него, говорящим ему, что он невыносим, что он никогда не станет иллюзионистом, если не будет обращать внимание на его работу. Были так же краткие вспышки орущей на Питера Абсент, радостные моменты времени, когда Сорен работал с животными, заботясь о Бруно, кормя голубей, даже лаская Дэвида. Самое удивительное из всего – в его уме были также мои образы, смущающие образы, не имевшие никакого смысла, потому что они налагались со смесью расстройства и удовольствия.
Однако там не было никакого безмолвного отчаяния, которое я ощутила на сейфе.
– Ты в порядке? Ты выглядишь забавно, как будто одновременно свихнулась и счастлива.
Я убрала от него свою руку и наградила полуулыбкой.
– Ага, я в порядке. Просто испробовала кое-что.
Он выглядел заинтересованным.
– Эксперимент? Следственный эксперимент? – Его глаза широко распахнулись. – А я… э-э… как это называется… подозреваемый?
– Парень, ты реально смотрел слишком много американского ТВ, – рассмеялась я, довольная шансом встряхнуться от гадливого чувства, которого всегда набиралась, когда заглядывала людям в мозги. – Нет, ты не подозреваемый. Ты имел в виду то, что сказал?
Он порылся в холщевой сумке и извлек пару яблок, предложив одно мне. Я покачала головой.
– О чем?
– О том, что позаботишься о Тесле за меня. Мне нужно кое-что сделать в девять, так что если бы ты не возражал помочь, я бы, в самом деле, это оценила.
Он наклонился ближе и спросил хриплым шепотом:
– Ты собираешься устроить всем допрос третьей степени?
Я саданула его локтем по руке.
– Нет, тупица, я… я собираюсь встретиться… я собираюсь…гм…
Он просто смотрел на меня, пока я спотыкалась о свой язык.
– Бен собирается взять меня покататься на мотоцикле, это все. Это реально мелочь.
Он застыл с яблоком на полу пути ко рту, его глаза сузились.
– У тебя свидание с Бенедиктом?
– Это не свидание, это просто поездка на его мотоцикле.
Сорен моргнул.
– Миранда сказала, что ты можешь пойти? Я думал, ты сказала, что она не желает, чтобы ты была с ним?
– Она говорила, но передумала, и прежде, чем ты скажешь что-то еще, можешь просто остановиться, потому что это не то, что ты думаешь.
– Ты не знаешь, что я думаю, – тихо сказал он.
– Ты бы удивился, – пробормотала я. – Спасибо за заботу о Тесле сегодня вечером. Я твоя должница. Увидимся позже, лады?
Я поспешила прочь, прежде чем он смог сказать что-то еще. Мне пришло в голову, что хотя я не собиралась на свидание или что-то вроде, я не хотела, чтобы Бен увидел меня в той же самой старой неряшливой футболке и джинсах, обслюнявленных Теслой. Мама все еще была в трейлере, как раз готовясь идти делать свои ведьминские штучки. Она осталась достаточно надолго, чтобы наградить меня еще одной лекцией о встрече с Беном (она настаивала на том, чтобы считать это свиданием, которым оно явно не было, но никто кроме меня, казалось, этого не понимал), втискивая ее самый мощный амулет в мою руку.
– Позволь мне увидеть, что ты его надела.
– Мам! Мне он не нужен. Бен не собирается ничего со мной сделать. Он хороший. Он и не подумает сделать чего-то, что навредит мне.
– Он – парень, этого достаточно. Надень его.
Я закатила глаза и скользнула цепочкой на свою шею.
– Тут. Теперь ты счастлива? Я выгляжу как полная дегенератка.
Самый мощный амулет моей матери состоял из высушенной, жесткой, отвратительно выглядящей куриной лапки.
Она получила его от своей подруги, которая была жрицей вуду. Мама говорила, что у него была невероятная защищающая сила. Уверена что была. Любой кто подобрался бы ко мне для того чтобы хорошенько разглядеть вблизи вульгарную куриную ногу, сбежит прочь от моей персоны носящей ее.
– Просто держи это при себе. И не забудь, я желаю видеть тебя перед своей палаткой точно в десять.
– Знаю, знаю. Я больше не ребенок, мам.
– Но также и не взрослая, как ты считаешь. – Она сгребла Дэвида, потом притормозила в двери, прошла назад в комнату и поцеловала меня в лоб. – Приятно проведи время. Но не слишком приятно.
Я наградила ее легким объятием, достаточным чтобы показать ей, что я также ее люблю, так или иначе, у нас все это вышло слащаво, погладила Дэвида по голове (что он ненавидит) и повернулась к трем ящикам со своей одеждой.
– Хотела бы я иметь хоть какую-то девчачью одежду, – пробормотала я, проходясь по своим вещам. – Не то чтобы это свидание или что-то вроде, но все же я хотела бы иметь…
Видение прорвалось в мою голову. Не того типа видение что я получала от касания к вещам, но воспоминания о первых двух днях что мы провели в Германии. Мы только что прибыли, и мама, пытаясь приободрить, взяла меня по магазинам. Каждая из нас купила мягкие, легкие кисейные расклешенные юбки. Мамины персикового цвета, мои темно-синего и фиолетового, вместе с подходящими шелковыми крестьянскими рубашками. Она в то время шутила, что мы можем нарядиться цыганками на Хэллоуин. Этобыла девчачья одежда, и лучшее из всего, в чем я не выглядела совсем уж как полузащитник.
Пятнадцать минут спустя, прямо минута в минуту в девять, я вышла из трейлера, одергивая юбку, чтобы удостовериться, что она не собралась в поясе, чувствуя себя немного раздетой в своей девчачьей одежде. Учитывая факт, что под рубашкой у меня была куриная лапка.
Я сделала три шага, прежде чем кто-то появился из темноты. Я завопила и на фут подпрыгнула в воздух.
– Это всего лишь я, – сказал Бен.
– Здорово, и это причина наградить меня сердечным приступом, да? – ахнула я, хватаясь за сердце. Он вышел из тени, в лужицу света, отбрасываемую одной из ближайших ламп. – О, я так рада, что ты находишь это забавным. Я прямо готова держать пари, что тебе не будет смешно, когда ты должен будешь объяснять мой труп моей же матери.
Его улыбка стала шире.
– Я раньше не видел тебя в платье. Ты выглядишь прелестно.
Я подтянула вырез крестьянской рубашки вверх, более чем немного смущенная способом которым он смотрел на меня. Это было восхищение. Не поймите меня превратно; я хочу, чтобы мной восхищались, но это просто не казалось правильным, что парень, выглядящий как он, может наградить таким взглядом кого-то вроде меня.