– Питер сказал, что ты, как ожидается, покажешь мне, как читать судьбу по ладони.
Она выглядела немного удивленной этим, посмотрев на мои руки. Я повернулась спиной к людям и вытащила перчатки оттуда, где они были засунуты в карман, натянула их и взяла стул указанный Имоджен. Она читала судьбу по рунным камням полному мужчине, но я полагала, что мне не повредит посидеть и понаблюдать, как она проводит чтение.
– Как прошла твоя поездка? – спросила она между клиентами.
– Прекрасно. Твой брат всегда был таким тупоголовым[18]?
– Тупоголовым? – Ее брови поползли вверх. – Бенедикт?
Два парня и девушка заняли места через стол, споря о том, кто хочет быть первым.
– Не имеет значения. – Отмахнулась я от своего замечания.
– О, но я думаю, что имеет, – сказала она, наградив меня одной из своих озорных ухмылок, прежде чем повернуться к троице и спросить кто что хочет.
Я просидела с ней почти два часа, взяв небольшой перерыв, чтобы немного попить и дать своей матери шанс сбегать на молитвенный час. Имоджен показала мне все применимые точки на ладонях тех людей, что пришел, чтобы она прочла их судьбу, рассказывая мне как интерпретировать разные бугорки, линии, выпуклости и разные другие штуки на руке. Это было нормально, но честно говоря, я совсем не купилась на это. Полагаю, это было потому, что я знала, что могу сказать намного больше о человеке, просто коснувшись своими обнаженными пальцами его ладони, чем интерпретируя большой холм Марса, принимая во внимание, что они были особенно спорными.
У меня не было шанса поговорить с ней наедине до тех пор, пока новая группа не собралась начать выступление. Все палатки кроме пирсинговой закрылись. Большинство людей с ярмарки отправились посмотреть на группу, поучаствовать в танцах и потолкаться. Питер думал, что это было хорошо для бизнеса, иметь возможность всем объединиться и сказал, что это идеально подходит для постоянных клиентов. Имоджен всегда отправлялась посмотреть на группы, и почти всегда проводила два часа в куче людей, танцуя с одним или другим парнем, избегая Элвиса, который пытался убедить ее танцевать только с ним. Я обычно бродила вокруг снаружи, иногда болтая с Сореном, иногда с медиумом Таллулой (она ненавидела любого сорта музыку), иногда просто была одна.
Я подождала, пока Иможден закончит со своим последним клиентом. Она поглядывала в сторону большой палатки, когда громкоговоритель затрещав, ожил, а затем Питер объявил группу.
– Вот, возьми это, – сказала Имоджен, пихая мне свою коробку для денег. Она была битком набита форинтами и евро.
– Что ты хочешь, чтобы я с этим сделала? – спросила я, задаваясь вопросом, не снимала ли она сколько-нибудь сверху для своих покупок, и тут же почувствовала вину, даже думая так о ком-то, кто был моим другом.
– Пожалуйста, передай это Питеру за меня. Я так хочу послушать Отковыренные Струпья.
Это было название группы – Отковыренные Струпья. Знаю. Для меня это тоже было запредельно. Хотя, полагаю, могло быть и хуже. Это могли быть и Маринованные Струпья[19].
Я немного пожевала губу.
– Разве тебе не полагается пересчитать это и все такое, так, чтобы ты смогла забрать свою долю?
– Ты же можешь это сделать за меня, а? Пожалуйста, Фран. – Она наполнила рунными камнями большую кожаную сумку и наградила меня сияющей улыбкой.
– Постой, Имоджен. Я хотела спросить тебя… гм…
– Да? – Она стояла, нетерпеливо постукивая ногой, ее глаза наблюдали за всеми теми людьми, устремившимися в большую палатку, когда визг ответной реакции отразился по всей ярмарке. Группа явно готовилась начать.
– Ты сегодня ходила по магазинам? Я искала тебя, но не нашла.
– Да, я была в Шопроне. – Это был большой город, примерно в десяти километрах вниз по дороге. – Это все, что ты хотела?
– Нет. Гм. Ты что-то купила?
Она посмотрела на меня так, словно моя голова превратилась в обезьянью.
– Одежду.
– Много? Я имею в виду, ты сделала много выгодных покупок?
Она рассмеялась своим чуть звенящим смехом, напомнившим мне бормотание ручейка.
– Фран, я никогда не делаю выгодных покупок. Это так по-крестьянски.
Она быстро начертила оберег над моей головой и рванула в сторону большого шатра. Я вздохнула. Все уже было сказано про мои детективные навыки. Я расспрашивала людей весь день и не продвинулась в своем расследовании ни на йоту. Исключая то, что теперь я знала, что вероятно каждый, связанный с ярмаркой, мог кратко коснуться сейфа… но я ощутила только семерых людей на его ручке. Это не имело смысла. Это просто не имело смысла.
Я провела десять минут, подсчитывая выручку Имоджен, записывая сведения в ее регистрационную карточку и аккуратно складывая все в коробку. Потом я отправилась вылавливать Питера.
– Эй, Питер. Иможден дала мне это, чтобы передать тебе. Я пересчитала деньги и записала все в карточке.
– Что?
Питер был позади палатки с Теодором, парнем-охранником/вышибалой, приглядывавшим за всеми.
Небольшая лысеющая голова Питера пританцовывала под музыку, становившуюся все громче и громче.
Басы положительно пульсировали в моих зубах, настолько они были громкими. Ведущий певец орал на немецком в микрофон. Я всегда убавляла громкость в наушниках, когда слушала музыку – звучание определенно лучше, когда оно тише – но это же нелепо! Визжащий звук от больших электрогитар был таким всеобъемлющим, заполнившим все, каждое местечко и снаружи палатки, и внутри людей. Я чувствовала его медленное движения по краям своего мозга и знала, что Абсент удалось найти группу, знающую какой-то вид волшебства.
Вероятно, они использовали магию заставляющую публику обожать их – Имоджен сказала, что это довольно стандартная штука.
Я повторила свои слова, проревев их примерно в четырех дюймах (десяти сантиметрах) от его уха. Этого едва хватило, чтобы быть услышанной.
Он кивнул и взял коробку с наличными, подоткнул под мышку и зааплодировал, когда музыка прекратилась.
Я не хотела касаться его. Я коснулась большего количества людей сегодня днем, чем за весь месяц, и хотела вернуть мозги на место. Я провела несколько секунд сходя с ума от того, что моя мать могла мной манипулировать, когда необходимо делать вещи, которые я ненавидела больше всего, но потом моя внутренняя Фран указала на то, что я предложила делать это в обмен на кое-что, что я хотела.
Я ненавидела, когда мой мозг делал подобные вещи.
Началась следующая песня. Я решила, что не было никакого способа, которым я возможно могла прямо подойти и спросить Питера, не обокрал ли он сам себя для какой-то цели, я не могла этого представить, поэтому скрежеща зубами, и содрав перчатку со своей левой руки, бочком приблизилась к нему. Он подпрыгивал и пританцовывал в «Я крут и могу танцевать» манере, которая, как считают взрослые, делает их похожими на знающих как танцевать (чего они не умеют). Я позволила своей руке легко коснуться его на пару мгновений, повернувшись таким образом, чтобы именно моя ладонь коснулась его руки. Он даже и не заметил, когда я убрала ее.
А я заметила. Я отступила, упершись в Бена.
– Привет, – проорала я, пытаясь казаться непринужденной, будто меня не волновало, был он тут или нет, но попытка провалилась, когда он усмехнулся мне. Я не могла противиться его усмешкам. Они заставляли меня всю пылать и смущаться внутри.
– Потанцуем? – прокричал он в ответ, и махнул головой в сторону кучи людей, танцующих как сумасшедшие на главной площадке палатки.
– Конечно.
Он схватил меня за руку, опустил взгляд, и, даже не спросив, стащил перчатки и засунул их в свой задний карман. Он протянул руку к другим перчаткам. Я отдала их ему. Он пропихнул нас сквозь толпу, пока мы не оказались в ее середине. Здесь должно быть было сотни три народу, стиснутых в палатке, все танцевали как безумные. Бен придерживал меня рукой, когда мы присоединились к ним, но это с трудом выходило, поскольку каждые пару секунд кто-то ударял меня локтем, или толкал ногой, или бил рукой по спине, или хлестал волосами.