Судорожно глотая воздух, Сашка уцепился за подоконник, затем постарался успокоиться, и послушать тишину, но тишины не было. Он убеждал себя, что ничего не слышит и не чувствует, но это вовсе не так! Кто-то стоял сзади и едва не касался его. Сашка упрямо разглядывал цветок в горшке на широком подоконнике, где-то он слышал, что зеленый цвет успокаивает. Цветок недавно полили, - земля все еще влажная, вода даже не успела впитаться, Сашка слышит - она просачивается внутрь, она уже вытекает на блюдце, затем из него,...на глаза навернулись слезы. Сашка зажмурился - снова воспоминания о сне...глиняный горшок, разлитое молоко течет по столу, капает на пол. Он явно слышит журчание воды, затем решается распахнуть глаза. Листья стали вытягиваться, превращаясь в зеленых монстров, - вода стекает с подоконника, капает на пол. Листья стали темнеть на глазах, а затем гнить. Когда страх достиг своего апогея, за спиной раздалось отчетливое: «обернись!» Не помня себя от ужаса, Сашка бросился по лестнице вниз. «Господи! - думал он, - это был нечеловеческий голос, совсем нечеловеческий!» Сбегая по ступенькам, он вдруг резко поднял голову, прижался к перилам. Где-то совсем рядом, на соседнем пролете, над головой, нет...прямо за спиной тяжелое холодное дыхание, словно на него опустилось ледяное облако, будто кто-то выдохнул со скрипом. Он плотнее прижался к перилам и осторожно ступал вниз по ступенькам. Голова стала невероятно тяжелой, - вниз кругами тянулась бесконечная очередь ступеней, а он, Сашка стоял на четвертом этаже. Голова опускалась все ниже, на затылке зашевелились подволоски, а по телу поползли мурашки. «Только не оборачиваться». - Уговаривал себя Сашка. Скрип все нарастал, на тихом лестничном пролете он звучал гулко, с вторящим эхом. Сашка все еще смотрел вниз, у него закружилась голова. Он был не в силах даже пошевелить ею, не то, что обернуться. Он мог лишь осторожно спускаться вниз, и боковым зрением следить за убегающими ступеньками. Затем, в этой полутишине, он явственно услышал звук капающей воды. Левой рукой Сашка прижимал к себе журнал и слушал звук капели на лестнице. Затем колыхнулся воздух у самого уха, - кто-то выдохнул, ехидно усмехаясь, и последовал тихий зловещий шепот: «Я у тебя за спиной, обернись!» Журнал выпал из рук, Сашка зажмурился, закрыл ладонями уши и бросился вниз.
Дед растянулся в кресле, босыми ногами поглаживая собаку, свернувшуюся калачиком на ковре, в руках он вдохновенно держал уже почти целиком разгаданный кроссворд. Сашка сидел напротив и нервно барабанил пальцами по столу:
- Он сказал: «закрой ставни».
- Понятно...- пробурчал дед, уткнувшись носом в кроссворд, и усердно вырисовывал ключевое слово.
- Что тебе понятно?
- Да все, все понятно.
- Дед, ты меня слышишь, вообще? - Сашка упрямо смотрел на него, стараясь разглядеть его глаза через край газеты. Он доверял деду, как никому другому, он даже родителям так не доверял. Дед искусно разгадывал сны и даже предсказывал будущее, а еще он наотрез отказывался смотреть ужастики, а чтобы Сашка не занимал из-за них телевизор, милостиво предлагал, взамен этой вымышленной бессмыслицы послушать одно из его реальных воспоминаний о войне. А уж если внуку так хочется зрелища, дед мог бы показать ему свой отрубленный палец, который он случайно порешил топором на дачном участке. Дед уверял, что сам палец, посиневший с запекшейся кровью, он хранит в носовом платке у себя под подушкой. В доказательство он тряс перед смеющимся Сашкой перебинтованной в сто слоев левой рукой, из бинтов торчали все пальцы, кроме мизинца. Мудрый внук знал, что на самом деле его дед ограничился только серьезным порезом, а его мизинец, целехонький торчит на левой руке, перевязанный бинтами. В ответ на лестные предложения, Сашка понятливо улыбался и передавал своему в конец завравшемуся деду пульт. Тот, довольный и спокойный, усаживался в кресло и переключал на футбол. Но, шутки шутками, - сейчас Сашке явно не до них, и как только его дед этого не понимает.
Наконец, последовал бурный всплеск эмоций, - дед радостно вскинул руки:
- Конечно же, «передышка»! - вот оно ключевое слово.